Плащ и шпага
Шрифт:
Они уже смотрели друг на друга, как два молодых петуха.
— Господа! — вскричала принцесса Мамьяни, от которой ничто не ускользнуло. — Что это с вами? Орфиза уронила розу, я тоже могу уронить платок или бант. Монтестрюк был проворней сегодня, завтра будет проворней Шиврю. Каждый получит право на нашу благодарность. Не так ли, Орфиза?
— Разумеется!
— Хорошо! — сказал Шиврю дрожащим голосом и, наклонясь к уху Лудеака, изменившемуся в лице, прошептал:
— Кажется, дело добром не кончится.
— Гм! Не спешите, — отвечал Лудеак. —
Он отвел Шиврю в сторону и продолжал:
— Или я очень ошибаюсь, или твое дело станет скоро и моим. Заметил ты, с какой поспешностью принцесса Мамьяни вмешалась в разговор? Уж очень скоро она бросилась на помощь этому гасконцу, которого и видела то один раз когда-то. Если на его беду она станет к нему слишком снисходительна, то граф де Шарполь узнает, что значит иметь дело с Лудеаком.
— Сказать тебе правду, — возразил Шиврю, радуясь случаю дать почувствовать другу такую же ревность, какая мучила его самого, — мне давно кажется, что эту снисходительность, которая так справедливо тебе не нравится, с первого же дня высказали глаза прекрасной принцессы, предмета твоего нежного внимания. Я повторю тебе то же, что ты сам сказал мне недавно. Берегись, мой друг, берегись!
13. Поцелуй
Между тем Югэ хотел сдержать данное себе слово, а стычка с графом де Шиврю ещё более побуждала его сдержать это обещание во что бы то ни стало. А раз решившись, зачем же откладывать? К несчастью, весь день проходил в удовольствиях и не разу не удалось ему встретить Орфизу де Монлюсон с глазу на глаз.
— Ну, — сказал он себе, — наедине или при всех, а до завтрашнего солнечного восхода она узнает мои мысли.
После этого решения он впал в какое-то особенное расположение духа. Воспитанный вдали от городского шума, на деревенской свободе, он сохранил привычку к мечтательности и уединению, хоть этого и трудно ожидать от человека, готового бросится в самые опасные приключения. Под вечер, когда все общество рассыпалось по саду, он ушел в отдаленный угол замка, где среди окруженного высокими стенами двора возвышалась часовня. Ветер шелестел листьями росших вокруг неё деревьев.
Двери были отворены, он вошел.
В часовне никого не было. Несколько свечей горело светлыми звездочками, шум его шагов гулко отдавался под сводами. Большие расписные окна на хорах блестели ярким светом и обливали золотом, пурпуром и лазурью толстые столбы и паперть. В лучах виднелись коленопреклоненные фигуры на гробницах. Торжественное молчание царило в храме.
Югэ сел в темном углу. Он чувствовал, какое важное дело предстояло ему. Настал ли в самом деле час наложить эту цепь на свое сердце? Одна ли истина руководит им? Вполне ли искренняя любовь, в которой он намерен признаться?
Он спрашивал себя, как будто сама мать его была тут с ним, он испытывал и совесть свою и, и сердце. В совести он нашел твердую, непоколебимую
Подняв глаза он увидел на окне в золотом сиянии лучезарную фигуру, напоминавшую каким-то смутным сходством ту, которая наполняла собой все его мысли. В ярких лучах заходящего солнца она простирала к нему руки.
Он встал и, не сводя глаз с образа, вскричал в порыве восторга:
— Да! Я отдаю тебе любовь мою и клянусь посвятить тебе всю жизнь!
Когда он вышел из часовни, был уже вечер. Свет в окне погас, в сумерках виднелись одни смутные очертания ангелов и святых. Югэ пошел под мрачными арками, тянувшимися вокруг двора и вступил в темную галерею, которая вела в замок.
Он шел медленно в темноте, как вдруг заметил двигавшуюся вблизи неясную фигуру, внезапно появившуюся будто сквозь стену. В ушах его смутно отдавался шелест шелкового платья. Он остановился, шелест приближался и вдруг горячее дыхание обдало его лицо и губ коснулся жгучий поцелуй. У него захватило дух, он протянул руки, но призрак уже исчез и только в конце галереи отворилась дверь из освещенной комнаты и в ней появился на одно мгновение силуэт женщины. Дверь тотчас же затворилась и густой мрак снова окружил его.
Югэ бросился вперед, но руки его наткнулись на шероховатую каменную стену. Долго он ощупывал её, ни малейшего признака двери не попалось под руки. Наконец он нащупал пуговку и надавил её. Перед ним открылась большая пустая комната, полуосвещенная четырьмя узкими и глубокими окнами.
Преследовать дальше было бы бесполезно. Югэ ещё чувствовал на губах следы горячего поцелуя и спрашивал себя, не видение ли это было, но ему отвечало сильно бьющееся сердце. Кто же был этот мимолетный призрак? Зачем он появился? Зачем исчез? Где найти эту женщину и как узнать ее?
Когда волнение его немного утихло и сердце успокоилось, Югэ пошел искать все общество. Слуга указал ему на большое строение, назначенное для игры в мяч и в кольцо.
Когда он вошел, все обитатели замка были в сборе. Зал был ярко освещен и огни отражались на бархате и атласе платьев. Лошади в щегольской сбруе нетерпеливо ржали на арене и кольца были уже развешаны на тонких прутьях по столбам.
Ослепленный внезапным переходом из темной галереи в ярко освещенный зал, Югэ увидел однако с первого взгляда герцогиню д`Авранш и рядом с ней принцессу Мамьяни.
— Да идите же скорей, — крикнула ему принцесса своим музыкальным голосом, — вас только и ждали!
— Уж не заблудились ли вы, преследуя какую-нибудь злую фею? — спросила его Орфиза, кокетливо обмахиваясь веером.
Югэ посмотрел ей прямо в глаза. Она не моргнула и щеки её были такие же розовые, лоб и шея такие же белые, вся фигура сияла девственной чистотой, как всегда.
— Нет! Нет! Ее лицо не знает лжи! Это не она, но кто же? — сказал себе Монтестрюк.
Принцесса улыбалась кавалеру де Лудеаку и ощипывала лепестки роз в своем букете.