Пластилин колец
Шрифт:
– Жаба.
– Оглоед.
– Полудурок.
Звон шпор и щелканье наездницкого хлыста прервали полемику. Три товарища наблюдали за тем, как Йорака возносит к ним на пригорок свои дородные телеса. Завершив подъем и хлыстом сбив с ботфортов пыль и комки бараньего сала, она с неудовольствием покачала головой.
– А ви, двое, все обзывайт друг друга грязный клитшка? Она оглядела их, с намеренным пренебрежением избегая округлившихся, воспаленных глаз Артопеда, и громко расхохоталась.
– У нас в дер фатерланд нихт никакой спортшик, -
– Ребята немного устали от долгой скачки, - успокоил Йораку измордованный Скиталец и игриво ущипнул ее за каблук, - но все равно рвутся в бой, да и мне не терпится показать, чего я стою, - перед вашими лазурными глазками. Йорака издала такой звук, словно ее вот-вот вырвет, смачно выплюнула против ветра здоровенный кусок жевательного табака и, гневно топая, удалилась.
– Дохлый номер, - объявил Гимлер.
– Брось, не горюй, - сочувственно произнес Ловелас, обнимая Артопеда за плечи с куда более чем дружеским пылом, - все эти дамочки на один покрой. Отрава, все до единой.
Артопед, безутешно рыдая, вырвался из объятий эльфа.
– У бедный малтшик вот тут полный капут, - сказал, указывая на голову Артопеда, Гимлер.
В наступившей тьме замерцали костры Реготунов. Прямо за ближайшим холмом лежала долина Кирзаграда, ныне переименованного интриганом-волшебником в Сарафлэнд. Безутешный Скиталец слонялся среди отдыхающих воинов, почти не слыша гордой песни, которую они ревели звонко ударяя ей в такт пенящимися пивными кружками:
Ми ист бравый Реготун,
Врун, шалун, хвастун, драчун.
Ми скакаем наш баран
В дождик, в веттер унд в туман!
Ми танцуем вальс унд полька,
Ми читать не знайт нисколько.
Ми хотим в своя страна
Мир унд стран других казна!
Вкруг костров всадники предавались веселью, перекидываясь шутками и хохоча. Под восхищенные вопли льноволосых зрителей двое забрызганных кровью дуэлянтов ретиво рубились на саблях, в отдалении выла от восторга компания воинов, учинивших нечто непривлекательное с пойманной ими собакой. Но картины общего веселья не дарили несчастному радости. С тяжестью на сердце он поплелся во тьму, вновь и вновь негромко шепча: "Йорака, моя Йорака". Завтра он явит всем такую отвагу, что ей придется обратить на него внимание. Он прислонился к стволу дерева и вздохнул.
– Эк ведь тебя проняло-то, а?
Топтун с криком отпрыгнул, но перед ним маячила всего лишь знакомая заостренная голова Гимлера, осторожно выглядывающего из кустов.
– Я не заметил твоего приближения, - сказал Артопед, убирая меч в ножны.
– Да я пытаюсь убраться по тихому куда-нибудь подальше от этого паскудника, - объяснил гном.
– Кого это вы назвали паскудником, сударь?
– сухо поинтересовался Ловелас, высовываясь из-за ствола, за которым он до этой минуты мирно растлевал бурундука.
– Легок черт на помине...
– простонал Гимлер. Втроем они уселись под развесистыми ветвями, думая о
– Не настало ли уже время появиться deux ex machina?
– устало спросил Ловелас.
Внезапно послышался громкий хлопок, полыхнул яркий свет, на миг ослепивший устрашенную троицу, ядовитый запах дешевого пороха повис в воздухе, и три товарища услышали отчетливое "шлеп!", за которым последовало еще более громкое "ох!". Затем перед ними в облаке конфетти предстала сверкающая фигура в белых одеждах, отрясающая обломки сучьев и грязь с безупречно чистых клешей и модных сапог.
Над белым кителем а ля Неру с шикарным медальоном на груди виднелась опрятно подстриженная борода и темные очки в поллица. Весь этот ансамбль венчала большая белая панама с подобранным ей под тон страусовым плюмажем.
– Сарафан!
– ахнул Артопед.
– Вроде того, но не в самую тютельку, - ухмыльнулся ослепительный пришелец, щелчком сбивая невидимую пылинку со сработанного хорошим портным рукава.
– Ну-ка, попробуй еще разок. Грустно же, когда старые дружки никак не могут тебя признать!
– Гельфанд?!
– воскликнули все трое.
– И никто иной, - сказал престарелый пижон.
– А вас, похоже, удивило мое появление.
– Но как же... как ты...?
– начал Ловелас.
– Мы думали, что булдог...
– сказал Гимлер.
Старый маг подмигнул и поправил на груди вульгарный медальон.
– История моя и вправду длинна, и я теперь уж не тот Гельфанд Серозубый, какого вы знали прежде. Я претерпел множество изменений и, должен добавить, - спасибо, больше не хочется.
– Ну да, виски напомадил и бороду подстриг, - прошептал наблюдательный гном.
– Я все слышу!
– сказал Гельфанд приглаживая острые, словно бритва, бачки.
– Не делай легкомысленных выводов из моего нынешнего обличья, ибо мощь моя стала ныне еще большей, чем была когда-то.
– Но как же ты сумел...
– Много постранствовал я с нашей последней встречи и многое видел, и многое должен тебе рассказать, - ответил Гельфанд.
– Мне бы хватило и имени твоего портного, - сказал Гимлер.
– А где вообще ты разжился такими шмотками? Мне казалось, что до сезонной распродажи еще несколько месяцев.
– Есть в Лодыриене один такой магазинчик. А что, к лицу мне, как по-твоему?
– Гораздо больше, чем ты думаешь, - признал гном.
– Да, но как же ты все-таки...
– снова начал Ловелас.
Маг знаком призвал их к молчанию.
– Узнайте же, что я уже не прежний Волшебник. Дух мой очистился, природа переменилась, у меня теперь новый имидж. От прежней моей личности осталось всего ничего, - шикарным жестом сорвав с головы панаму, Гельфанд низко поклонился друзьям.
– Я претерпел полное преображение.