Пластуны Его Величества
Шрифт:
– Но Карл Иванович, все вышестоящие остались в прошлом, – напомнил Кречетов. – Сейчас мы одни, и вправе самостоятельно решать любые задачи.
Напоминание было грустным. Одно дело – чувствовать за собой поддержку великой страны, и совсем другое – оказаться в одиночестве перед лицом незнакомого и не совсем понятного мира, а перед тем, как решать, надо прежде поставить конкретные задачи. Что вообще предстоит делать в нынешней ситуации? И вообще, может ли Кречетов что-то приказывать, или каждый вправе действовать
На последний вопрос ответ у полковника был. До последней возможности удерживать людей вместе, тем более, они сами не возражали против этого.
– Ладно, поехали, – отрезал не желающие уходить мысли полковник. – Посмотрим, до чего мы сумеем договориться?
В коридоре шедший последним Бестужев наткнулся на Элизабет. Женщина как раз выглянула из комнаты, будто поджидала соответствующего момента, и теперь без малейшего стеснения прильнула к поручику.
– Не здесь же… – прошептал чуточку смущенный офицер.
Как-то непривычно было для гвардейца выставлять напоказ свои отношения с женщинами.
– Почему? – улыбнулась Элизабет.
Вид у нее был довольный, а голос звучал настолько нежно, что поручику захотелось позабыть про службу и остаться с ней. Но, увы, долг всегда важнее.
– Неудобно, Лиза. Люди смотрят и все такое…
– Ну и что? – не поняла женщина.
В каждом обществе – свои нравы, и то, что в одном считается недопустимым, в другом естественно и не вызывает ни замечаний, ни, даже, внимания окружающих. Подумаешь, не такое видали!
Хорошо, что свои деликатно проследовали дальше, а аборигены как раз не показывались. У них нравы совсем иные, подобных вольностей они определенно не понимали.
– Отправляемся к мейру, – тихо поведал Бестужев. – Как раз посмотрим, что можно сделать.
– А я думала, ты останешься, – в тоне Элизабет прозвучали нотки разочарования.
– Очень хотел бы, но не могу, – женщина продемонстрировала в постели такое, что поручик был не прочь повторить все еще – и много раз. – Без меня там не обойтись, а дело прежде всего. Надеюсь, управимся быстро.
Ему вдруг захотелось пригласить Лизу куда-нибудь в приличное место, только где найти последнее в Барате? Восток. Тут изначально не принято водить женщин по злачным местам, да и злачных мест в привычном гвардейскому офицеру смысле отнюдь не имелось.
– Но… – с придыханием начала Элизабет.
– Ничего страшного. Пока пообедаешь, пока немного отдохнешь, а там и я вернусь, – попытался успокоить ее Бестужев. – Я же мужчина, а у мужчины обязательно должны быть дела.
– Ты этот… – женщина не сразу вспомнила слово. – Шовинист. В законченном виде. Все люди равны вне зависимости от пола. И дела в равной степени могут быть как у мужчин, так и у женщин.
– Слово-то какое, – хмыкнул поручик.
– Василий, если хочешь стать своим в
– Не понял, – поручик замотал головой, и на его лице уже не было ни тени улыбки. – Это что – притворяться? Женщины ведь, пардон, не станут мужчинами от формы обращения.
Чуть было не ляпнул более наглядно и проще на тему, что именно и у кого должно отрасти, но привычно сдержался в обществе дамы. Разговаривал бы с мужчиной – не церемонился бы.
В ответ глаза Лизы полыхнули таким огнем, что поручик едва не рассмеялся.
– Ты что, считаешь нас людьми второго сорта?
– Я считаю вас другими, – подчеркнул последнее слово офицер. – Вопрос лучше, или хуже лишен смысла. Как лишен смысла вопрос, что лучше – дуб или сосна? Это просто разные деревья.
– Господин поручик! – в коридор от входа заглянул Буйволов.
На звук голоса приоткрылась одна из дверей, и выглянувший Айзек окинул застывшую парочку ревнивым взглядом.
Сцена продолжалась несколько мгновений, после чего спутник Лизы скрылся в комнате.
– Он что ревнует тебя ко мне? – осведомился Бестужев. – Может, разобраться с ним?
– Не меня, а тебя, – поправила его женщина.
– Как это? – челюсть привыкшего ко всему поручика отвисла.
– Что тут такого? Ты – красивый, заметный. Поневоле вызываешь желание, – подтверждая сказанное, Элизабет вновь прильнула к офицеру.
– Но он мужчина… – растерянно вымолвил поручик.
– А есть разница? – искренне поинтересовалась женщина.
– Василий Дмитриевич! Вас ждем! – вновь выглянул Буйволов.
– Извини. Надеюсь, скоро вернусь, – Бестужев сумел оторваться от женщины, привычно щелкнул каблуками и проследовал на выход.
Волю эмоциям он дал уже в седле, замысловато выругавшись, и затем добавив в конце тирады:
– Педераст хренов!
– Кто, поручик? – покосился на подчиненного Кречетов.
Он не привык видеть гвардейца таким.
– Айзек, кто ж еще? – выдохнул Бестужев.
– Разве можно ругать так нашего спутника? – осуждающе произнес с другой стороны Мюллер.
– Если бы ругать! Он и есть самый натуральный педераст! Мне Лиза сказала.
– Тьфу! – не сдержавшись, сплюнул Буйволов. – А мы к нему, как к человеку!
Остальные тоже скривились.
Неприятно, что рядом с тобой находился настоящий извращенец.
– Это еще не все, господа, – добил их Бестужев. – Насколько я понял, подобное в здешнем развитом обществе не то, что не осуждается, но считается нормой. Вы как хотите, но отныне на сей Альянс плевать я хотел. С самого высокого минарета.