Плата за души (Книга 2)

Гомонов Сергей

– Ну и устаешь же от тебя!
– Третий Даос поймал за руку своего напарника, сбитого ударом крыла призрачной птицы, в которую обратился вселенский вихрь.
– Высший уровень скольжения - и вдруг...
– в сотый раз он претерпевает метаморфозу, качает головой и в виде пернатого медвежонка вскарабкивается на сосну, чтобы окончательно исчезнуть, тем не менее присутствуя и там, и здесь; словно в давно позабытой сказке, в пространстве медленно тает покрытая птичьим пухом мордочка.

У Помощника Верховного это вызывает невольную улыбку: для него эта сказка совсем не позабытая. Он отвык

от своего мира, забыл об отдыхе. Бесконечная цепь засыпаний и пробуждений, без статичного отдыха, не отбила у него желания подниматься. Но Помощник устал...

О, блаженное состояние высших! Когда же наступит момент, и он сможет присесть на ступеньку и отдохнуть на уровне новичков-учеников?! Когда ему выпадет бесконечное бдение у костра, игра с невидимыми энергетическими шарами?!.. Как ему этого хочется! Но... сейчас - нельзя... И еще долго будет нельзя... А может, не долго? Может, то, что чувствуют они оба и забывают, оказавшись ТАМ, - не ошибка? Может быть, когда две составляющие части бессильны, на помощь приходит третья?..

Учитель давал ему советы, выслушивал, но никогда не делал что-либо за него. И всегда оказывался рядом во времена отстранений. Места, где они встречались, в иррациональном пространстве назывались "Алтай", "Древний Египет" или "Кемет", "Тибет", "Гималаи"...

– Я почти разучился менять облик, - заметил как-то Помощник.

Старик усмехается:

– Ты уже не один, а потому тебе это не нужно. Сейчас Она смотрит на нас твоими глазами...

– Попутчик обижен на меня: мы стали меньше общаться с ним...

– Пустяки. Ты мыслишь категориями того мира...

– Но...

– Тебе пора возвращаться... Вы просыпаетесь.

Помощник Верховного покорно пристроился на опавшей листве, чтобы уснуть и скользнуть за границу бессознательного...

______________________________________________________________________________________

Рената со стоном открыла глаза. Была глубокая ночь, на улице шел дождь, но ей было душно, под ребрами горело. Она встала и подошла к распахнутой форточке.

Николай, который кутался в одеяло на диванчике, тоже проснулся и недовольно пробурчал:

– Здрасьте вам! Сколько можно полуночничать? Выпей снотворного, что ли?

– Я не могу дышать...
– жалобно ответила она, становясь в этот момент прежней - растерянной и беззащитной - Ренатой. Открой окно... Пожалуйста!

– У меня уже пятки посинели, и так все нараспашку... С тобой, ладонька, что-то не так...

– Пожалуйста!

– Лучше иди ко мне.

Утомленная беспокойной ночью, Рената доверчиво забралась к нему под бок.

– Легче?
– он поудобнее устроил ее голову у себя на руке.

– Не знаю. По-моему, да...
– сонно пробормотала она.

Прошло минут десять. Рената тихо спала, зато теперь Ник никак не мог найти удобного положения и задремать. Ее теплое тело, беспомощность, доверчивость будоражили воображение Гроссмана. Вот если бы все вернулось на круги своя, как раньше... Если бы он осмелился нарушить данное самому себе слово... Впрочем, а почему нет? Она по-прежнему его жена, так думают все, даже проницательная маман.

Ник приподнялся и заглянул в лицо Ренаты,

отвел прядь волос от ее щеки, поцеловал в приоткрытые губы... "Танрэй"... автономно родилось в мозгу. Откуда?..

Гроссман поймал себя на том, что пальцы его осторожно касаются ее тела. Рената не проснулась, но в то же время, чувствуя прикосновения, прильнула лицом к его груди.

– Малыш!
– тихо позвал он - так, как не звал никогда раньше.

Она распахнула глаза и сжалась. Во взгляде была боль, укор, недоумение - Николай не понимал, сколько там было всего, что нельзя высказать словами. Гроссман отстранился. Гранитные зрачки Ренаты при свете ночной лампы внезапно стали глухими и немыми, все чувства растворились под непроницаемой оболочкой. Она спокойно, как Сфинкс, взирала на него. Ей было все равно, что он собирается делать.

– Я хотел... уложить тебя поудобнее...
– он оправдывается?! Да, он оправдывается. Гадкое чувство вины - ни за что, ни про что... В чем, собственно, он провинился?! В том, что не может, не умеет вытравить из себя свою слабость к ней?! Он хотел бы этого, но во всем этом сопротивляющийся разум улавливает что-то большее, нежели физиологические импульсы, нежели животные инстинкты... Как с этим всем бороться?

– Да, ты прав...
– тихо сказала Рената.
– Но нужно подождать. Все слишком сильно запуталось...

– Слишком.

– Я не смогу тебе этого объяснить. По крайней мере, сейчас.

– Не сможешь, - словно согласное эхо, откликнулся Ник, уже зная, что ничего не будет и сегодня. Он выключил бра и повернулся к стене.
– Спокойной ночи.

Рената уставилась в потолок. Как хотелось оказаться ТАМ... И - непреодолимая преграда: не хватало воздуха, легкие горели от страшного напряжения, грудь ныла. Сколько уже дней продолжается это мучение... Хотелось уснуть навсегда, а приходилось возвращаться, каждый раз понимая всю мерзость окружающей реальности...

– Прости меня, - шепнули внутри.
– Мы найдем выход, нужно лишь потерпеть...

"Я люблю тебя, - подумала она.
– И готова терпеть, сколько нужно. Ты же знаешь, я смогу"...

– Прости...

Ник повернулся и, повинуясь чему-то невысказанному, набросил на нее одеяло:

– Спи, малыш...

А утром к ним ворвалась Роза Давидовна, не имевшая обыкновения "стучаться в собственном доме". Возможно, ее очень удивило бы, застань она какую-нибудь пикантную картинку в комнате сына: за пять лет совместной жизни это можно как-то отрегулировать, да и вообще, при таком стаже интимные вещи уходят на ...дцатый план.

– Кто из вас вчера мыл посуду?!
– набросилась она на Николая, который спросонья не мог понять, что она хочет.

Рената села и прикрылась одеялом.

– Ну, я...
– сознался Ник, прикидывая, что он мог забыть вымыть.

– Сколько же ж раз тебе можно говорить, чтобы не складывал ложки и вилки в поддон сушилки?! На лбу тебе написать, да и зеркало закрепить, чи що?! А?!
– мадам Гроссман грозно подбоченилась.

– Роз, какая разница?!

– Яка разница?! А така, що один...
– взглянув на Ренату, она почему-то осеклась и не стала продолжать свою любимую присказку.