Плата за души (Книга 2)
Шрифт:
В комнатах было очень холодно, и женщины спали в обнимку, полностью одетыми.
Стрелка часов достигла цифры "двенадцать": они отставали минуты на три-четыре и показывали пять часов утра.
В двери громко постучали. Стук разбудил и, конечно, вызвал панический ужас. Уже давно у Комаровых любой подобный звук вызывал животный страх - даже если это были соседи. Но сейчас... о каких соседях может идти речь?!
– Может, затаимся и не откроем?
– спросила шестнадцатилетняя Танюшка.
– Т-с-с-с-с!
– Любовь Игоревна испуганно приложила к губам указательный палец.
Но стучавший
С замирающей душой мать подошла к двери:
– Кто там?
– тихо спросила она.
– Это я, откройте!
– послышался столь же тихий голос. Только быстрее!
Любовь Игоревна содрогнулась:
– Танюшка! Это Ромка! Иди, помоги!
Они вдвоем отодвинули тяжелую тумбу, убрали засов и открыли замки. В первый момент Любовь Игоревна не сообразила захлопнуть дверь перед носом непрошеного гостя, оказавшегося совсем не Ромой, и незнакомец скользнул в прихожую.
– Закройте!
– теперь его голос, не измененный эхом подъезда, был совершенно другим.
Танька шарахнулась в комнату: молодой человек был очень похож на местного, то есть, на чеченца. Любовь Игоревна затряслась. Гость сам запер дверь и повернулся к ней:
– Постарайтесь выслушать меня, времени мало, - попросил он.
Голос его был успокаивающе-приятным, без всякого намека на акцент. На мать он произвел утешительное воздействие:
– Вы кто?
– спросила она.
– Меня зовут Саша, - сообщил парень, входя в комнату, где спряталась Таня.
– Я был другом Романа Михайловича Комарова.
– Был?..
– машинально, ничего не соображая, переспросила мать.
Саша опустил глаза:
– Мне жаль, но новости у меня для вас плохие... Рома погиб по дороге в Гудермес...
Танька выскочила из-за шкафа и обняла мать. Тут же у обеих хлынули слезы. Молодой человек подождал, стоя посреди комнаты и не сводя с них глаз, затем подошел к столу.
– Теперь вы должны взять самое необходимое: деньги, документы, теплые вещи. Только не спешите, иначе что-нибудь забудете, а у нас уже совсем не остается времени.
Те бессмысленно забегали по комнатам. Насмотревшись на них, Саша нетерпеливо усадил Любовь Игоревну на стул и поймал Танюшку:
– Таня, покажи, где и что у вас лежит и во что это все можно собрать. Я должен вывезти вас в Бахчисарай...
Убитые страшным сообщением, женщины уже и не думали о том, что незнакомец может готовить им ловушку. То есть, конечно, мысль такая у них была, но им было уже все равно. Только бы скорее все закончилось...
Пока Саша собирал вещи в четыре руки с Танькой, Любовь Игоревна еле слышно спросила:
– Как это с ним случилось?
Он остановился и оглянулся, словно для того, чтобы оценить, как все это сказать. Неизвестно, к какому выводу он пришел, но ответ был таким:
– В конце лета он собирался приехать за вами. Его похитили и держали в доме одного из боевиков...
– на секунду этот высокий синеглазый брюнет вдруг стал похож на коренастого, всегда чуть полноватого светловолосого Романа: говорил, как он, держался, как он, и
– Затем... я узнал, что его расстреляли... Может быть, - Саша снова стал прежним, - может быть, за него некому было заплатить выкуп...
– А вы?
– прошептала мать. В другое время она не сказала бы этого: такие слова звучали, как обвинение. Но сейчас вырвалось. Невольно.
– Я не знал. Теперь поздно об этом говорить.
Любовь Игоревна вздохнула. Он прав. Даже если бы и знал что бы это изменило?
Саша взглянул сначала на настенные, потом на свои часы и подхватил с грехом пополам собранную сумку:
– Отнесу в машину. Не возитесь, лучше подумайте, что можно было бы взять еще...
Спустившиеся женщины увидели припаркованный у подъезда "уазик". Рядом с ним курили Саша и еще один парень, выше него ростом, мощного телосложения, чуть-чуть полноватый, точнее, просто похожий на медведя. Комаровы сразу поняли, что он чеченец, хотя у него были русые волосы, зеленые глаза и румянец во всю щеку. Они уже привыкли различать русских и не русских по едва уловимым приметам в выражении лица, по взгляду, по движениям... Женщины испуганно переглянулись: мог ли оставаться сейчас в Гудермесе хоть один порядочный чеченец?
– Загружайтесь, - словно угадав их мысли, с улыбкой сказал "медведь" и открыл перед ними дверцу.
– Проскочим уж как-нибудь...
Делать было нечего. Бросив сигарету, Сашин спутник плюхнулся за руль, и амортизаторы просели под его поистине богатырским весом, а машина качнулась влево. Саша уселся рядом с ним и повернулся к женщинам:
– Хусейн знает свое дело. Мы проскочим... Я хочу сказать вам одну вещь...
– и тут он начал старательно подбирать слова.
– Мне кажется, отец... то есть...
– Саша споткнулся на полуслове и встряхнул головой: - то есть, что Михаил Алексеевич всегда жалел о двадцатом июня...
Танька не помнила этой даты, а вот Любовь Игоревна в момент поняла, о чем он говорит. Девять лет назад двадцатого июня они развелись. Михаил уехал в Крым. Сын учился тогда в Симферополе и остался жить у него.
– Он сразу согласился, чтобы вы переехали к ним в Бахчисарай... Просто... иногда очень трудно бывает собраться с духом, отмести самолюбие, забыть прошлые обиды и... первым протянуть руку. Даже если это рука помощи... Надеюсь, вы поймете его... Горе сблизит вас теперь. Втроем вы легче переживете этот удар, а вот поодиночке вам придется туго... Не отказывайтесь от помощи... Это, собственно, все, о чем я хотел вам сказать... Ваша будущая жизнь зависит теперь от вас самих...
Настороженность Комаровой улетучилась теперь уже окончательно. В такие детали первого встречного не посвящают, а это значит, что Саша был близким другом сына и... и что Рома тоже с болью вспоминал ту роковую дату... Она не знала об этом, прочитывая скупые и редкие письма Ромы из Бахчисарая... Он помнил...
Светловолосый чеченец какими-то замысловато петляющими, как волчьи тропы, дорогами довез их всех до Минвод. Переговорив о чем-то на вокзале, мужчины попрощались, и Хусейн уехал обратно на своем "уазике", а Саша пошел за билетами и взял все три на свои деньги: у женщин не хватило бы и на один.