Плата за молчание
Шрифт:
Впрочем, Мика подобные соображения не смущали. В течение трех недель он по всем правилам искусства допрашивал белокурую Марго, добиваясь от нее признания. Но в конце концов ему все же пришлось отпустить ее. Один из клиентов Марго, чье имя из уважения к его высокому общественному положению органы юстиции решили сохранить в тайне, явился к судье, возглавлявшему следствие, и под присягой показал, что ночь, когда было совершено убийство Генриха Бика, он, свидетель, провел с Марго Вихерс на Дерфлингерштрассе, 2, а значит, она никак не могла участвовать в преступлении. Кроме того, 17 января 1957
18 января коллегия по уголовным делам ганноверского земельного суда отменила приказ об аресте Марго Вихерс. Для чрезмерно усердного старшего вахмистра эта история имела некоторые последствия. Обвинив его в жестоком обращении с ней, в оказании давления и нанесении оскорблений, Марго Вихерс на пресс-конференции заявила о намерении потребовать от властей Нижней Саксонии 60 тысяч марок за перенесенное бесчестье. Первая инстанция присудила ей в возмещение ущерба 28 тысяч марок, но Марго не согласилась и пригрозила, что в случае необходимости доведет дело до Верховного суда Федеративной Республики.
Между тем убийства Бика и Энгельса по-прежнему оставались нераскрытыми. После провала Мика комиссар уголовной полиции Реберг взял расследование в собственные руки и создал специальную комиссию из шестидесяти человек.
Поскольку было установлено, что убийцу (или убийц) следует искать в кругах, которым ночами принадлежит Штейнторплац (выяснилось, что и Гейнц Энгельс во время своих частых деловых поездок в Ганновер постоянно развлекался с проститутками), уголовная полиция в последующие недели и месяцы «просеяла через сито» почти всех представительниц данной профессии. Специальная комиссия изучила 500 различных версий, побочным продуктом проделанной работы явилось раскрытие 46 взломов, 12 грабежей, четырех преступлений против нравственности и множества мелких правонарушений. Однако следов убийцы Бика и Энгельса комиссия так и не нашла.
В январе 1958 года прокурор Клар, надзиравший за следствием, вынужден был признать в интервью, переданном по радио:
– Наше криминалистическое искусство исчерпано. Остается надеяться на случай.
И действительно, в конце концов комиссии по расследованию убийств помог случай. Уже больше восьми месяцев в ганноверской тюрьме на Леонардштрассе сидел за кражу автомобиля и оказание сопротивления представителям власти некий Гюнтер Пферсих. Он скрашивал свое тюремное заточение тем, что оказывал мелкие шпионские услуги полиции.
В тюрьме на Леонардштрассе содержались как осужденные, так и подследственные, многие из которых упорно запирались на допросах. Но и самый закоренелый грешник, сидя один на один с товарищем по несчастью, порой не выдерживал и признавался соседу по камере в том, что давно и тщетно пытался узнать следователь. Учитывая это, полиция использовала своих старых, надежных, постоянных клиентов в качестве доносчиков, вознаграждая их дополнительными порциями сигарет, разного
Одним из заслуженных и надежных доносчиков был 28-летний Гюнтер Пферсих. Из последних восьми лет он почти четыре года провел в тюрьме, наполовину облегчив свое пребывание в ней тем, что снабжал сыщиков, прокуроров и судей важной информацией. Он научился распознавать заключенных, у которых имелись какие-то тайны, и ловко втирался к таким людям в доверие, играя на их стремлении прихвастнуть и порисоваться.
14 февраля 1958 года на утреннем рапорте он обратился к дежурному вахмистру с почтительной просьбой доложить господину ассистенту уголовной полиции Ве-беру, что заключенный Пферсих желает побеседовать с ним по личному и очень важному делу с глазу на глаз.
Через полчаса Вебер вызвал Пферсиха к себе. Пферсиху не каждый день выдавался случай курить хорошие сигареты и пить кофе с бутербродами. И он растягивал это удовольствие, пока ассистент уголовной полиции не поторопил его:
– Ну, Пферсих, выкладывайте! Что у вас?
Маленький невзрачный заключенный придвинулся сосвоим стулом ближе к столу, бросил недоверчивый взгляд на дверь в соседнюю комнату и таинственно произнес:
– Нельзя ли закрыть дверь, господин Вебер? О том, что я хочу вам сообщить, никто не должен слышать.
Вебер нетерпеливо мотнул головой:
– Не тяните, Пферсих. Там всего лишь мой коллега из комиссии по расследованию убийств. Его ваши сообщения не интересуют. У него дела поважнее, чем кража автомобиля.
В этот день ганноверской уголовной полиции посчастливилось. Мик, случайно, совершенно по другому поводу оказавшийся в соседней комнате, поначалу действительно не интересовался разговором, происходившим за дверью.
– Вам ведь известно, господин Вебер, - начал между тем Пферсих, - я сижу на четвертом этаже во флигеле «Б», в 417-й камере, откуда видна Вайссеркройцштрассе.
– Он взял новую сигарету, прикурил от окурка прежней и продолжал: - Подтянувшись на решетке окна, я могу видеть склад угольной лавки Гана.
– Короче, Пферсих! Гораздо короче. У меня мало времени. Говорите по существу!
Пферсих с готовностью кивнул:
– Сейчас, сейчас, господин Вебер. Об угольном складе я сказал, чтобы вы меня поняли. Так вот: в течение всей зимы каждое воскресенье с десяти до двенадцати часов утра молоденькая, очень красивая блондинка переговаривается оттуда с одним из заключенных.
Вебер пометил на календаре: «Угольная лавка Гана» - чтобы в ближайшее воскресенье послать туда кого-либо из сыщиков. Пферсих, поняв его намерение, сказал:
– Не нужно, господин Вебер. Она ждет ребенка и больше не придет. На этой неделе она отправится в евангелический приют для рожениц. Это в Нойенкирхене, под Бременом. И я могу вам сообщить, что зовут этого белокурого ангела Инга Мархловиц, а отец ребенка - Попп. Он сидит в 517-й камере, надо мной.
Вебер разочарованно зачеркнул сделанную пометку.
– А к чему мне все это, Пферсих? Я не судья по делам об опеке. Это все, что вы хотели мне сообщить?
Заключенный Пферсих расплылся в улыбке: