Плата за страх
Шрифт:
— А ну, пусти-ка!
Джонни оставил свое место с гораздо большей поспешностью, чем стремился его занять. Жерар угрем проскользнул под ним и взялся за руль.
— Ты знаешь точно, где мы?
— Седьмую насосную проехали примерно пять минут назад.
Да, здесь есть насосные станции. Действующие и не действующие. Они расставлены вдоль нефтепровода, от самой дальней вышки до набережной Лас Пьедраса, чтобы поддерживать постоянное давление.
Восемьдесят в час. Надо держать восемьдесят — это главное. До последнего мгновения, пока не возникнет препятствие. Тогда придется решать.
Внезапно
— Фары потухли!
— Не ори так. Это я их выключил. Без фар сейчас дальше видно.
И правда. Тропическая ночь не бывает абсолютно темной — слишком много звезд. Жерар определил общую линию дороги — это плевое дело. Он закрыл глаза, а когда открыл их через три секунды, стена, на которую натыкались лучи фар, расступилась. На ее месте появился неясный, призрачный пейзаж тянувшийся до самого горизонта. И первое, что заметил Жерар, были гирлянды красных лампочек, которые катились впереди, в двух метрах над землей. Жерар включил фары.
— У нас есть время. Пока мы их догоним, пройдет не меньше пяти минут. Черт, не повезло!.. Еще бы полчаса, и они пришли бы в Лос Тотумос раньше нас.
— Что думаешь делать?
— Попробую обогнать. При их скорости они вполне могут податься на обочину и пропустить нас.
— Им придется совсем съехать с дороги.
— Будем надеяться, что они так и сделают.
Начинает звучать клаксон. Отчаянный вой, сливающийся с завыванием ветра. Крики грузовика, вначале беспорядочные и невнятные, постепенно приобретают стройность. Короткий гудок, длинный, короткий — серия условных знаков всех шоферов на таких дорогах:
— Внимание! Внимание!.. Уступи мне дорогу, уступи мне дорогу… Иду на обгон… Иду на обгон…
Снова беспорядочный рев гудка. Если те и не поймут, то хотя бы будут предупреждены. Орите, гудки, орите сильнее, напугайте их, если они вас не понимают, орите!.. Сирена прямо-таки взвыла, пронзительно, оглушающе…
— Послушай, перестань-ка сигналить! — просит Джонни.
Теперь они не только всматриваются, но и вслушиваются, пытаясь различить доносящиеся до них звуки. Но ветер воет, и, может быть, им только чудится, будто они слышат удары каждой песчинки, вырвавшейся из-под колеса и бьющей по крыльям и по шасси.
Впереди, метрах в пятистах, а может, и ближе, на фоне неба уже ярко выделяются гирлянды красных лампочек: первая машина близко. Но Луиджи не отвечает. И дорога становится уже. Этого только не хватало!
Жерар снова начинает сигналить. Длинный, короткий, еще и еще раз.
— Послушай, — говорит Джонни, взяв его за локоть.
Сейчас он почти овладел собой. Он слишком занят, чтобы бояться. На страх не остается времени, и он забывает о нем.
— Послушай!.. Кажется…
В самом деле. Похожий на гульканье младенца сигнал, дрожащий, невнятный и в то же время хриплый. Но в нем чувствуется какой-то ритм. Это знак того, что Луиджи понял и отвечает. Но почему он не уступает дорогу? Расстояние между машинами двести метров, и при такой скорости столкновение почти неминуемо.
— Что он там сигналит? — спрашивает Джонни, сообразив, что это азбука Морзе, которой он не знает.
— Э… с… п… р… а… Эспера, подождите… Он передает, что все пропало. Прыгай или молись.
Джонни не отвечает, но и не прыгает.
Клаксон воет. Штурмер вцепился в руль, как в спасательный круг. С ним он не так одинок. Он хотел бы закрыть глаза, но не может. Он из породы людей, которые не сдаются: на эшафот их можно втащить, лишь оглушив, и даже на смертном одре они будут препираться с агентом похоронного бюро из-за стоимости собственных похорон… Грузовик Луиджи всего в тридцати метрах.
И как раз в тот момент, когда, кажется, все уже кончено и осталось жить секунду или две, из-под колес головной машины вырывается облако пыли и ослепляет Штурмера. Эх, была не была! Француз отпускает педаль газа, осторожно берет на себя — всего три щелчка — ручной тормоз, слегка нажимает на ножной. Вихрь пыли столбом вздымается до небес, но кажется, что красные огни, готовые обрушиться на ветровое стекло… Да, да! Кажется, они больше не приближаются! Луиджи явно увеличил скорость — от этого столько пыли. Ну конечно теперь он уходит все дальше и дальше.
Песок забивает горло. Джонни пытается опустить ветровое стекло, но винт не поддается. Пока он с ним справится, они либо уже остановятся, либо взлетят на воздух.
Теперь под шинами мягкая и гладкая дорога. Едешь как по маслу, хотя скорость все время падает. Если в ночи и в пыли не затаилось какое-нибудь препятствие, час их смерти еще не пробил.
Дорога становится все глаже. Облако пыли внезапно рассеивается, открывая две белые полосы, раскатанные по земле как два рулона ткани. Впереди — уже в свете фар — грузовик Луиджи проезжает между двумя глинобитными лачугами.
Значит, Джонни назвал ориентир неправильно! Значит, даже на это он не способен, даже на это!
— Когда ты меня разбудил, мы проезжали не седьмую насосную! Это была шестая…
Джонни скривился. Но после всего, что они пережили, Штурмеру не до упреков. Один раз он уже высказался, к чему повторяться? Какой от этого толк?
Снизив скорость до первой, они въехали в деревню. Улицы были пустынны, лишь кое-где через распахнутые двери можно было видеть освещенные комнаты и их обитателей, простертых ниц. Сидя на корточках и закрыв лица руками, старики бормочут молитвы. Они уже знают, что за грузовики въехали в деревню. А ведь здесь нет ни телеграфа, ни телефона… Но южнее тропика Рака во всех странах мира новости распространяются неизвестным путем со скоростью тайну которой европейцам пока что открыть не удалось.
Оба грузовика следуют один за другим на расстоянии нескольких метров. Перед площадью из кабины первого грузовика высовывается рука — белое пятно на фоне красных огней. Это Луиджи или Бимба показывают, что сейчас остановятся. Они ставят свой грузовик прямо на площади, а Штурмер — на правой стороне дороги.
— Эй, Бимба! Эй, Луиджи!
— Что там с вами стряслось? — спросил итальянец. — Вы что. не видели платка, который мы привязали к столбу у шестой насосной, чтобы вы тормозили? Ведь вас же двое!..