Платиновый мальчик
Шрифт:
Котище, подыгрывая напарнику, ощерил зубастую пасть и нехорошо заурчал.
—Группа поддержки?—опасливо пробормотала Маша.
—Бери выше,—хмыкнуло нечто.—Сыскарь! Порвет на раз, стоит мне свистнуть.
Страшный зверь почти по-человечески ухмыльнулся, и Маше вдруг почудилось — он все понимает. Маша изо всех сил помотала головой, но морок не развеялся, она по-прежнему стояла на площадке между первым и вторым этажами, а не дремала в любимом кресле у телевизора. По-прежнему на нее таращилась диковинная пара, а сама она жалко топталась перед ними на полусогнутых,
Маше стало обидно — она никогда не была трусихой. И всегда могла за себя постоять. К этому ее приучили ближайшие родственнички. Сестра Танька, вечно посягающая на Машины вещички и косметику, и братья, с завидной регулярностью избавляющие ее от карманных денег.
Так что уже к тринадцати годам Маша дралась как дикая кошка, пуская в ход все, чем наделила ее природа: кулаки, ноги, зубы, ногти и то, что подворачивалось под горячую руку, вплоть до табуретки. Во всяком случае, она никогда не стояла овцой перед своими обидчиками!
Напомнив себе об этом, Маша глубоко вздохнула и грубо воскликнула:
—Что за чмо в родном подъезде?
Кожаный открыл перепачканный губной помадой рот, зверь рядом укоризненно фыркнул, и Маша покраснела. Она внезапно вспомнила, что только что пообещала себе стать настоящей интеллигенткой, не хуже Сашка Кочеткова, а уж он-то никогда так не изъяснялся.
Глубокая вертикальная морщина перерезала Машин невысокий лоб, она искала эквивалент сказанному, что оказалось делом совсем нелегким. Маша даже вспотела от непривычных умственных усилий, поругала себя за опрометчивое обещание, посочувствовала вымирающему племени очкариков и неуверенно протянула:
—Ты кто?
—Робин Гуд.
—???
Кожаный покосился на кота —тот жмурился, явственно наслаждаясь ситуацией, — и пробормотал себе под нос:
—Как все, однако, запущено…
Маша сердито засопела, смутно подозревая в этих словах оскорбление, и покрепче сжала стамеску. Кожаный раздраженно пояснил:
—Робин Гуд, милая, тот, кто защищает обиженных.
—Это ты про меня?— ничуть не удивилась Маша.
И подумала, что нужно срочно пересмотреть свое отношение к Всевышнему. Пусть и пославшему ей помощь в облике существа весьма странного и чина совершенно не ангельского. Скорее, оно напоминало черта, если уж честно, но кто она, Маша, такая, чтобы судить о путях Господних?
—Вот еще,—возмутился кожаный, а огромный кот поперхнулся и забавно захрюкал.—Я про Кочеткова.
—Сашка?!
—Именно. И перестань прижимать в груди стамеску, не родня ведь!
—Кто?
—Да стамеска же!
—Да нет, ты кто?
Кожаный озадаченно почесал сальные волосы под жуткого вида кепкой, поправил очки, окончательно размазал помаду и толкнул плечом своего напарника. Серый зверь с деланым безразличием зевнул.
Маша перехватила стамеску другой рукой, само собой, выронила журналы и сделала крошечный шажок к подоконнику. Похвалила себя за смелость и более агрессивно выкрикнула:
—Ну же!
И опять впечаталась спиной в
Простенький Машин вопрос явно тянул на нешуточное преступление, и девушка завороженно смотрела на нежданных врагов. Мысленно она уже прощалась со скальпом и никакого ответа от потрясающего дубиной кожаного не ждала. Однако упрямства Маше Епифанцевой было не занимать, она собралась с духом и едва слышно выдохнула:
—Так кто ты?
—Кошмар твой полночный,— огрызнулся кожаный, выплясывая на площадке словно ниндзя и гремя цепями.
—Скорее полуденный,— шепотом поправила Маша.
—Пусть так,— неожиданно мирно согласился кожаный.
Он вернулся на подоконник и несколько долгих секунд рассматривал пластающуюся вдоль стены Машу. Потом разочарованно сказал коту:
—И это вместо старой обиженной бабки, а? Так ошибиться!
Кот заперхал. Маша надулась. Кожаный укоризненно спросил ее:
—Зачем ты это делала?
—Что?
—Ой, только не нужно невинных глаз! У меня полный карман доказательств!
Кожаный с силой похлопал себя по куртке, будто пыль выколачивал, извлек стопку фоток — Маша узнала поляроидные снимки— и победно помахал ими в воздухе. Серый кот в пантомиме не участвовал. Из страшного зверя он снова превратился в мирного наблюдателя.
Маша вспомнила недавние вспышки и досадливо поморщилась: хороша же она на фотографиях! С фомкой наискосок, с Сашковыми журналами под мышкой, вся всклоченная, на фоне разоренного почтового ящика, да еще физиономия от страха перекошена, и глаза зажмурены. Не дай бог, кто эти снимки увидит, со стыда сгоришь.
—Зачем, ну?—грозно воскликнул кожаный.
—Сколько?— деловито поинтересовалась Маша.
Кожаный с сообщником встречного вопроса не ожидали, поэтому слегка растерялись. Снова озадаченно уставились друг на друга, Маша терпеливо ждала.
—Чего молчите?—не выдержав, поторопила она.
—Ты о чем?— удивился кожаный.
—О фотографиях, о чем еще?—И Маша обвиняюще пояснила:— Ты же снимал без разрешения— раз. Не предупредил — два.—Она топнула ногой и возмущенно закричала: — Я не причесана толком! Не накрашена! Не одета! Не позировала! Все врасплох! Так нечестно!
Серый кот крякнул и принялся чесать лапой за ухом. Кожаный синхронно потянулся к затылку.
Маша истерично всхлипнула и в ярости швырнула о стену стамеску. Забыв о страхе, она вихрем подлетела к подоконнику и почти упала между странной парочкой, бесцеремонно растолкав их в стороны. Над лестничной площадкой повисла напряженная тишина…
***
Лелька неспешно брела домой, а вслед ей с опаской оглядывались редкие прохожие. Уж очень колоритно смотрелась в свете фонарей молоденькая, обвешенная цепями девчонка и бредущий за ней по пятам огромный серый кот.