Платит последний
Шрифт:
У Кудинкина появился сильный соблазн прямо сейчас прижать Теодозия Орестовича к стенке: бежать вздумал?! Ну-ка, плати долг Ивашникову! Но Брехунец вполне мог ответить, что да, сворачивает дела и уезжает, но это еще не преступление, а от своих долгов он не отказывается. Так что лучше было подождать, пока знакомые менты не соберут информацию о «Поларисе». Что-нибудь они да накопают. Какую-нибудь скромную гадость, которая заставит Брехунца расплатиться.
Пора было уходить.
Вкрадчивой походкой Кудинкин перетек к двери, встал за косяк и дверь потихонечку толкнул.
…То он прятался за дверью и, улучив момент, огрел Кудинкина дубинкой по шее. Падая, Кудинкин ударился подбородком о ловко подставленное колено и свалился на пол почти без сознания. Охранник поднял его за шиворот, прислонил к стенке и стал охлопывать карманы. Кудинкин взмолился Богу, чтобы он не нашел удостоверение. То-то было бы позору: капитан милиции, оперативник — и дал себя подловить какому-то куску мяса!
— А я-то думаю: крысы там шебаршат, что ли? — приговаривал охранник. — А это вон какая крыса. Бананчика захотелось? Или кокоса — «Баунти», райское наслаждение?
Кудинкин с облегчением понял, что ничего, кроме ворованных фруктов, охранника не интересует.
— Да не брал я ничего, начальник, — заныл он. — Ну разве так можно — сразу по шее?! Ни тебе «Здрасьте», ни «В чем дело?»…
— Вот тебе «Здрасьте», вот тебе «В чем дело?». — Охранник без прежней злобы отвесил Кудинкину пару подзатыльников. — Говори сразу: налопался бананов? Найду на складе хоть одну шкурку — голову оторву!
На его крики из-за двери высунулся Брехунец:
— В чем дело?
У Кудинкина появилась новая печаль: как сделать, чтобы Брехунец его потом не узнал. Он вскинул руки, будто бы защищаясь от дубинки охранника. Этот идиот стоял открывшись; Кудинкин мог бы вырубить его одним ударом.
— Вора поймал, — тоном человека, честно отрабатывающего свой хлеб, соврал охранник. Кудинкину не оставалось ничего другого, как искать справедливости у Брехунца.
— Арестыч! Я машину разгружал! — взвыл он дурным голосом. — Получили на пиво, а Лешка меня в подвал столкнул, чтоб не делиться!
— Отпусти его, — приказал Брехунец.
Охранник разочарованно скуксился:
— Теодозий Орестович! Если просто так их отпускать, они же повадятся бананы лопать! Пускай хоть полы помоет, что ли.
— Отпусти, — повторил Брехунец и захлопнул дверь.
Взяв Кудинкина за шиворот, садюга охранник поволок его к ведущей из подвала металлической лестнице. Кудинкин стоически терпел это унижение. Охранник поднялся к обитой железом двери, пересчитав Кудинкиным каждую ступеньку. Он снес и это. Но когда охранник установил Кудинкина на пороге и, придерживая его сзади за плечо, изготовился дать прощального пинка, ментовское терпение лопнуло. Кудинкин вцепился в лежащую на плече охранницкую руку,
Воспитательная работа была бы незаконченной, если бы охранник не вынес из нее мораль. Кудинкин подумал и сформулировал:
— Ты поставлен, чтоб стеречь, а не быть скотиной!
Зашвырнул дубинку вниз, в подвал, перешагнул через охранника и ушел.
Дела на сегодня были закончены, Кудинкин уже предвкушал ночь в творожных объятиях Трехдюймовочки. Для очистки совести он, как обещал, позвонил ей из автомата и услышал: «Где тебя черти носят?! Лида уже час звонит: у ее Вадима в гараже ширяются наркотиками!»
Кудинкин философски рассудил, что это судьба: раз в жизни собрался подхалтурить, а ночь все равно кончается притоном с наркотиками. Накрыть его было прямой обязанностью оперативника из УБНОНа.
МОРИЛЬЩИКИ ДЛЯ КОЛОКОЛЬЧИКА
Пробарабанив условные «Подмосковные вечера», Кудинкин ворвался к Лидии в комнату, плюхнулся на застонавшую пружинами кровать и сразу же прилип к ночному прицелу.
— Слева на площадке иномарка, видишь? — подсказала Лидия. — Вообще-то здравствуй.
— Ага, здравствуй… Вижу, двое сидят. — Кудинкин оторвался от глазка и взглянул поверх прицела. — А так не вижу, стекла отсвечивают… Здоровская штучка. Одолжишь потом, если понадобится?
— Подарю, — пообещала Лидия. — Я на медведя идти не собираюсь, зачем мне прицел?
Минут пять Кудинкин молча сопел, припав к глазку, а потом разочарованно сказал:
— Ничего не делают, просто сидят.
— Они уже укололись. Видишь, у колеса шприц валяется?
— Вроде вижу… Совсем обнаглели, где ширяются, там и бросают, — проворчал Кудинкин. — Лид, понаблюдай пока.
Он сковырнул ботинки и растянулся на кровати. Лидия села к нему в ноги, потому что больше сесть было некуда, и бегло взглянула в прицел. Смутные фигуры за ветровым стеклом иномарки не двигались.
— Какой им смысл колоться прямо на стоянке? — спросила Лидия. — Отоварились и ехали бы домой. У нас же за наркоманию не судят.
— Ну, во-первых, когда у наркомана ломка, он минуты лишней не протерпит. А во-вторых, смысл самый прямой. Так он ширнулся и поехал чистенький. А если бы положил дозу в карман, это уже было бы хранение, а за хранение судят. Отъехал бы на метр — перевозка, за перевозку тоже судят.
— За одну дозу?! — удивилась Лидия.
— А ты думаешь, уличные торговцы разносят наркоту килограммами? Ты попробуй его хоть с одной дозой задержать. Он сунет героин в какую-нибудь банку из-под пива и бросит в урну или прилепит пакетик жвачкой к скамейке, а потом стоит, денежки у наркош собирает и командует: «Иди сам достань там-то и там-то». И ничего не докажешь!
Из выхлопной трубы иномарки закурился дымок.
— Уезжают, — сказала Лидия. Иномарка неуверенно выехала со стоянки и поползла по дороге, болтаясь от тротуара к тротуару.