Плавучий остров
Шрифт:
Католическая церковь возвышается на обширной площади, что позволяет любоваться ее изящными пропорциями. Она построена в готическом стиле, а чтобы оценить по достоинству готическую постройку — не надо отходить далеко от нее, ибо вертикальные линии, составляющие своеобразную прелесть готики, не производят должного впечатления, если глядеть издали. Церковь святой Марии заслуживает восхищения, ибо нельзя не любоваться ее стройными островерхими кровлями, тонкой резьбой ажурных каменных розеток, изяществом сводов, прелестью стрельчатых окон.
— Прекрасный образец англосаксонской готики, — говорит Ивернес, большой любитель архитектуры. —
— И, однако, господин Ивернес, обе эти части — детища одной матери.
— Но… разных отцов?.. — замечает Пэншина.
— Нет… одного отца, любезные мои друзья! Только они получили разное воспитание. Их приспособили к потребностям тех, кто стремился обрести мирное, блаженное существование, избавленное от всяких забот… существование, какого никому не может обеспечить ни один город Старого или Нового Света.
— Клянусь Аполлоном, господин Мэнбар, — отвечает Ивернес, — берегитесь! Вы уж чересчур возбуждаете наше любопытство!.. Вы словно тянете без конца одну и ту же музыкальную фразу. Ждешь не дождешься заключительного аккорда…
— И в конце концов это утомляет слух! — добавляет Себастьен Цорн. — Может быть, уже наступил момент сообщить нам название этого необыкновенного города?
— Нет еще, дорогие гости, — отвечает американец, поправляя на носу золотое пенсне. — Дождитесь конца нашей прогулки, а пока пойдемте дальше…
— Прежде чем идти дальше, — говорит Фрасколен, у которого к любопытству начинает примешиваться какая-то неясная тревога, — я хочу сделать одно предложение.
— Какое же?
— Почему бы нам не подняться к самому шпилю церкви святой Марии? Оттуда мы могли бы увидеть…
— Нет, нет! — восклицает Калистус Мэнбар, мотая своей громадной всклокоченной головой… — Не теперь… позже…
— Но когда же?.. — спрашивает виолончелист, которого начинают раздражать все эти таинственные увертки.
— Под конец нашей экскурсии, господин Цорн.
— Так мы вернемся к этой церкви?
— Нет, друзья мои, наша прогулка завершится осмотром обсерватории, башня которой на целую треть выше шпиля церкви святой Марии.
— Но почему же все-таки, — настаивает Фрасколен, — не воспользоваться случаем?..
— Потому что… весь мой эффект пропал бы!
Нет никакой возможности вытянуть другой ответ у этой загадочной личности.
Остается только подчиниться, и обстоятельный осмотр второй части города продолжается. Осматривают торговые кварталы, портновские мастерские, обувные и шляпные магазины, мясные, бакалейные, фруктовые лавки, булочные и т. д. Калистус Мэнбар, которого приветствует большая часть попадающихся навстречу прохожих, отвечает на поклоны с тщеславным удовлетворением. Он неутомимо расхваливает все и вся, словно демонстрирует какие-то чудеса природы, и язык его работает не переставая, как церковный колокол в праздничный день.
Было уже около двух часов, когда квартет добрался до окраины города. По ту сторону великолепной решетки, увитой цветами и вьющимися растениями, простираются поля, сливаясь с линией горизонта.
Здесь Фрасколен делает некое наблюдение, которым не считает нужным поделиться со своими товарищами. Все, наверное, объяснится на башне обсерватории. Наблюдение его состоит в том, что солнце, которому в два часа дня следовало быть на юго-западе, находится на юго-востоке.
Это обстоятельство
— Господа, трамвай отходит через несколько минут. Поедем в порт…
— В порт?.. — опрашивает Себастьен Цорн.
— О, придется проехать не больше мили, а это позволит вам полюбоваться нашим парком!
Раз имеется порт, он должен быть расположен по ту или другую сторону города на калифорнийском берегу. И правда, где же ему быть, как не на берегу?..
Артисты, несколько сбитые с толку, рассаживаются на скамьях комфортабельного вагона, где уже сидят несколько пассажиров, которые здороваются с Калистусом Мэнбаром — черт возьми, да он со всеми знаком! — и электрический двигатель начинает работать.
Калистус Мэнбар прав, называя парком местность, простирающуюся вокруг города. Всюду аллеи, уходящие вдаль, зеленеющие лужайки, крашеные ограды, прямые или зигзагообразные заросли деревьев — здесь растут дубы, клены, буки, каштаны, железное дерево, вязы и кедры, и все эти молодые рощи населены множеством птиц самых различных пород. Это настоящий английский сад с бьющими родниками, пышными клумбами во всем блеске весеннего цветения, зарослями кустарников, где смешаны самые разнообразные сорта растений — гигантские герани, как в Монте-Карло, апельсины, лимоны, оливы, лавры, мастиковые деревья, алоэ, камелии, далии, александрийские белые розы, гортензии, белые и розовые лотосы, южноамериканские страстоцветы, пышные сочетания фуксий, сальвий, бегоний, гиацинтов, тюльпанов, крокусов, нарциссов, анемонов, персидских ранункул, ирисов, цикламен, орхидей, кальцеолярий, древовидных папоротников, а также растений тропической зоны: индийского тростника, кокосовых и финиковых пальм, смоковниц, эвкалиптов, мимоз, бананов, гуайяв, бутылочных тыкв, — одним словом, здесь имеется все, чего любители могут требовать от самого богатого ботанического сада.
Ивернес со своим уменьем всегда припомнить что-нибудь из старинной поэзии, наверно, считает, что его перенесли в один из буколических пейзажей «Астреи». [5] В самом деле, по свежим лугам здесь бродят овцы, позади изгородей прыгают лани, косули и другие изящные представители лесной фауны, и можно лишь пожалеть об отсутствии очаровательных пастухов и пастушек из романов Оноре д'Юрфе. Вместо реки Линьон здесь извивается речка Серпентайн, чьи-животворные струи протекают среди невысоких холмов этой сельской местности.
5
«Астрея» — пасторальный роман французского писателя XVII в. Оноре д'Юрфе, где несчастный влюбленный бросается в реку Линьон.
Только все здесь кажется искусственным.
Иронически настроенный Пэншина восклицает по этому поводу:
— И у вас нет других рек?
На что следует ответ Калистуса Мэнбара:
— Реки? А для чего нам они?
— Но нужна вода, черт побери!
— Вода… то есть вещество, обычно зараженное, полное микробов — тифозных и всяких других?..
— Ну, ее можно очищать…
— А зачем это делать, когда так легко вырабатывать вполне гигиеническую воду, совершенно обезвреженную и даже, по желанию, газированную или железистую…