Племенной скот
Шрифт:
– А с чего он тебя так любит?
– Да ни с чего, наверное…
– А вот и с чего! Последняя ты у него, да на мамку вашу, покойницу, больше всех похожа. Память ты его о ней. А сестры небось думают наоборот: мол, Аленку рожая, мать умерла, да еще и отец ее любит больше нас. – Тетя Варя вскочила и ударила рукой по тесту.
– Но это же… Это же неправильно! Я же не виновата! – Алена готова была плакать, а разошедшаяся было тетя Варя, казалось, напротив, успокоилась.
– А то! А ты говоришь – не ведьмы, – сказала она.
Алена вышла из
В глубокой задумчивости Алена шла и шла вперед, пока не очнулась на пригорке далеко от деревни. Ей показалось, что именно здесь она и нашла свое волшебное перышко.
И только Алена подумала о пере, как послышался с неба знакомый клекот. Она подняла глаза и увидела темный силуэт: тот самый, не раз уже виденный сокол покачивал раскрытыми крыльями, ловя воздушные струи.
Алена достала из-за пазухи перо и помахала им птице – словно из озорства хотела доказать свое с ней родство. А та вдруг отрывисто вскрикнула и начала снижаться. Птица опускалась все ниже и ниже, с каждой секундой становилась все больше и больше и уже закрыла собою полнеба… Алена сначала замерла, прижав к груди перышко, а потом ойкнула и присела, будто стараясь отдалить миг, когда громада опустится на нее и раздавит.
Воздух потемнел, ударил сильный теплый ветер, что-то стукнуло, зашуршало, заклацало слегка, еле слышно. Алена приподняла голову и увидела носы мягких кожаных сапог и коричневые брюки…
– Испугалась, красавица? Не бойся. Не обижу.
Голос, звучавший ласково и немного насмешливо, напугал Алену еще сильнее, и она снова нагнула голову, так что видела теперь только примятую траву да носки собственных лапотков. По легкому шелесту одежды Алена поняла, что незнакомец присел на корточки, и в следующую секунду вздрогнула: его пальцы коснулись ее подбородка. Прикосновение было решительным, но нежным, пальцы – теплыми, человеческими, и она решила взглянуть, хоть сердце и билось так, что перехватывало дыхание и теснило грудь.
На нее смотрел человек – вроде бы обычный, только гораздо красивее обычных людей. Его волосы цвета пшеницы лежали на голове пышными волнами, серые глаза смеялись и были окружены сетью добрых морщинок, а губы, растянутые в широкой улыбке, открывали зубы такой белизны, что больно было смотреть. Никогда еще Алена не видела таких зубов. И, вдобавок, тянулась от незнакомца ниточка сладкого запаха: не медового, не цветочного; ей почему-то подумалось, что так должна пахнуть вечерами, отдавая ночи накопленный пар, земля волшебного сада-Ирия.
– Ой, красивая какая! Не знал, что такие красивые девушки бывают! – И незнакомец улыбнулся так нежно, что поднялась в сердце Алены волна сладкого страха.
– А ты кто? – спросила она, осмелев. – Ангел?
– Нет! – захохотал он, вставая и поднимая ее за плечи. – Не ангел, красавица.
– А
– Ну хочешь, считай, что птица!
– Сокол?! – спросила Алена, вспомнив давешний, паривший в небе, силуэт.
– Сокол, сокол. Финист, ясное дело! – Человек засмеялся, уперев руки в бока.
– Финист, ясный сокол. – Алена ощущала каждый толчок своего сердца: каждый отдавался в голове темнотой, путал мысли… А так хотелось казаться серьезной и умной, да и не попасть впросак: ведь страх не ушел совсем, он жил где-то внутри нее, но неясно, смутной тенью. – Что ж ты, просто так к нам прилетел?
– Нет, не просто так. Узнал, что девушка тут живет. Самая красивая в мире!
– Откуда ж узнал?
– А у меня зеркальце есть, волшебное. В него и увидел. И знаешь, что?
– Что? – Алена боялась дышать, чтобы не пропустить то, что хотела услышать.
– Ты эта девушка.
Голова закружилась сильно, да так, что Алена упала бы, если б незнакомец не подхватил ее. А когда подхватил, да прижал к своей пахнущей чудесным садом груди, да стал покачивать, утешая, как маленького ребенка, исчезли недоверие и страх, и мир тоже исчез.
От полузабытья она очнулась через несколько минут и первым делом схватилась рукой за грудь: вдруг вспомнилось почему-то, как тетя Варя рассказывала о девушке, которая свалилась вот так же и над которой поглумились, пользуясь случаем, парни. Но сарафан был цел, и шнурочек на груди все так же завязан был бантом.
– Да не пугайся, говорю тебе! – улыбнулся Финист. Он сидел рядом, опершись локтем о колено, и изо рта его торчала травинка с зеленой шишечкой на конце. – Нет у меня привычки девушек обижать. Да еще таких красавиц. Не веришь мне?
– Верю, – сказала Алена. Раз уж не тронул ее, беззащитную, так и вправду, наверное, не злой человек, подумала она. И глаза не врали: смотрели ласково, любовались… От мысли этой Аленино лицо ожгло огнем, и она стала украдкой прижимать к щекам прохладные ладони, чтобы остудить навязчивое пламя.
Финист вынул травинку изо рта и стукнул Алену по носу ее мягкой шишечкой.
– Алена, – сказал он. – А далеко ли до речки? Умыться хочу.
– А недалеко, – радостно отозвалась она, счастливая, что может помочь. – Во-он там речка. И мостки там есть.
Речка была маленькой, неширокой. Развесистая ива, росшая на том берегу, куполом покрывала мостки – две недлинные, нависающие над водой дощечки. Здесь всегда было прохладно: от тени дерева да от реки, со дна которой били холодные ключи. Алена всегда вызывалась стирать, когда было надо, и, выполаскивая белье, смотрела на тонкие листья, плывущие по течению и изогнутые, как лодочки, на прозрачное дно с темным узором редких камней, на водоросли, колышущиеся в такт неслышной колыбельной, на синюю мозаику неба, вклеенную в зелень ивовой кроны.