Племенной скот

Лебедева Наталья Сергеевна

– Чего вы машете? Я же правду говорю. Лечиться – надо. Тут вы не поспорите.

– И думать не могу о Москве! Ни дня не проведу там, ни минуты! – Маргарита Петровна говорила, подняв вверх трясущийся от возмущения палец. Вячеслав Александрович поймал ее руку и дружески сжал.

– Голубушка, милая моя, вы уж не беспокойтесь так. Вы уж поберегите себя! Чем же так плоха вам Москва, скажите на милость? Да и что вас так взволновало?

– Ах, ненавижу себя. Да, жить не могу без цивилизации. Да и без науки тоже. Но видеть торговлю детьми, знать, что счастье, которое есть вокруг, – все ворованное, все на материнских слезах, на унижении

настоящих отцов, – выше моих сил. Я, наверное, просто утешаю себя мнимой непричастностью: ведь работаю на институты, собираю образцы, получаю взамен деньги, на которые заказываю продукты и вещи, – и при этом живу за и вне. То есть внешне к Москве себя не отношу, внутренне – приросла к ней. Вот вы говорите – лечиться. А может быть, лучше будет и не лечиться, лучше будет не жить, а?

– Да бог с вами! – У старика затряслись руки. – Как же вы говорить такое можете! Как же я? Один здесь, в глуши? Я ведь такой же, как вы. Только бездельник. Мне бы должность как у вас – лаборантом. Так не возьмут.

– Не возьмут, – кивнула Маргарита Петровна и поднесла к сердцу руку – словно старалась придержать его до времени. – Образования-то нет у вас. А лаборант все-таки должен много знать.

– Да уж ладно! – Вячеслав Александрович махнул рукой, давая понять, что он вовсе и не хотел бы устраиваться на работу, а сказал это так, к слову. – Дело-то все в том, что слишком мы оба щепетильны, чтобы жить там, и слишком изнеженны, чтобы отказаться от города совсем. А ведь кто-то отказывается…

– Да? И кто?

– Да все чаще слышно: то тот ушел, то этот. Кто просто женится да замуж выходит, этакое народничество на новый лад. А вот есть, кто царями становятся.

– Да что вы говорите!

– Да, да, голубушка! Берут роботов, идут войной на какой-нибудь город, завоевывают его магическим, на взгляд аборигенов, образом, и воцаряются, время от времени поражая народное воображение разными диковинками.

– Ужас! Но это же отвратительно!

– Да. Но это почти наш с вами случай: позволяет жить вроде и не в городе, но с относительным комфортом.

– Наш случай? – Маргарита Петровна задумалась, и рука ее вновь потянулась к груди.

– Да что ж вы так переживаете? – Вячеслав Александрович снова встревожился. – Никогда вас такой не видел.

Маргарита Петровна помолчала, собираясь с мыслями.

– Вы Андрея Тихомирова представляете себе, Вячеслав Александрович? Замминистра транспорта и связи?

– Ну… В общих чертах, по прессе – да.

– Девочка ко мне вчера пришла, деревенская. Алена. Я пускать ее сначала не хотела. Но смотрю: стоит она и стоит перед забором. Перепуганная до смерти. На черепа во все глаза смотрит, а не уходит. А вы же знаете, как меня раздражают все эти стоны. Знаете? – Маргарита Петровна заглянула в глаза Вячеславу Александровичу.

– Знаю, – серьезно подтвердил тот.

– Была бы она опасная, включила бы охранника. Вытолкал бы он ее в лес да и покалечил бы, глядишь. Да за что же ее калечить-то? Стоит она, сирота, дитя дитем. Хаврошечка из сказки. Я пустила – что было делать? А она, горе мое, беременна от этого паразита. От этого вот замминистра.

Вячеслав Александрович покачал головой, прижав ко рту худую загорелую ладонь в синих бугорках вен.

– И ведь убедил он ее, что любит, что женится. Она себе еще сказок напридумывала, что надо его непременно идти выручать. И что не прилетает он больше, потому что держит его кто-то. Вот как представлю

себе: как она будет ждать, надеяться, как деревня будет на ее живот смотреть, и сколько она переживет ради того, чтобы ребенка родить, и как потом у нее отнимут ребеночка, а если понравится результат – то и второго, и третьего…

Маргарита Петровна снова разволновалась, и диагност, датчик которого все еще был к ней подключен, начал взволнованно попискивать и требовать, чтобы ему разрешили ввести лекарство. Но тут даже Вячеслав Петрович не стал ее успокаивать.

– И что же с ней будет? – спросил он.

– А я ее отправила, – Маргарита Петровна сказала с нажимом, словно подчеркивая, что это было единственно верное решение.

– Отправили? Куда?

– В Москву. Позвонила Варваре Ильиничне в лабораторию, чтобы она ее встретила и помогла найти Андрея. Варвара Ильинична – величина, она сможет, я уверена. Да и мне она многим обязана: что бы было с ее диссертацией, если бы я так тщательно не собирала образцы?

– Но, голубушка, зачем? – Вячеслав Александрович вскочил и забегал по комнате, едва не задевая всклокоченной головой лампы и полки – костлявыми плечами. – Зачем вы это сделали? Что, что она сможет предпринять? Чего добьется? Только того, что у нее вернее отнимут младенца, да, не дай бог, с ней самой еще что-нибудь сделают!

– Знаю, знаю, знаю! Все знаю! – заговорила Маргарита Петровна, повышая голос, чтобы перекричать пищащий диагност. – Только мне захотелось, чтобы они перестали прятаться за агентами и голограммами, за всякими фокусами, за сказками! Мне хотелось, чтобы хотя бы один из них посмотрел в глаза живому человеку…

Она, справляясь с собой, помолчала. Вячеслав Александрович опустился на стул и с горькой усмешкой сказал:

– А я еще обижался на них, на деревенских… Но что мои обиды по сравнению с их настоящими бедами…

– А чего ж вы обижались? – спросила Маргарита Петровна, настраивая диагност для того, чтобы он вколол-таки ей лекарство.

– Да боятся они меня…

– А чего ж вас не бояться? – Маргарита Петровна, выговорившись и немного успокоившись, снова стала ироничной и жесткой. – Представляю себе это зрелище: когда к вам из леса на заре выходят все эти волки и медведи – жуть!

– Но, голубушка, а как же иначе? У вас – черепа, у меня – собачья радость. Я же должен подстраховать себя, чтобы в лесу меня не сожрали. Ну да, радуются они, когда я выхожу из дома. Тянутся ко мне, – и Вячеслав Александрович хрипло, по-стариковски, рассмеялся.

– Ну так что же вы обижаетесь? Подумаешь, зовут вас лешим! И что?

– Да не это главное, – Вячеслав Александрович обиженно постучал по груди кулаком. – Они же считают, что это я краду их детей! Я, понимаете?!

– Это как же так?

– А вот так. Бывает, заблудится в лесу ребенок… И причем сами же они виноваты. Ну кто, ну кто посылает в чащу детей-то маленьких? Да еще и одних, бывает. Или в компании с такими же дурачками. Отобьются друг от друга, заблудятся. Я ж на скане вижу их – не бросать же! Ну иду, нахожу, зверей отгоняю. Веду обратно – они, деревенские, уж колдуют! Заговоры шепчут. Ну? Ну в какие это ворота: если пропал человек в лесу, значит, леший украл! Ну что за ограниченность? Что делают? Еду мне кладут на перекрестке – ну как собачке! В тряпочку завернут, ниткой красной перевяжут и бормочут что-то вроде: «Честной леса, просим тебя, умоляем тебя, хлеб-соль прими, родного сыночка верни!»