Племянник дяде не отец. Юрий Звенигородский
Шрифт:
«Как меньший брат воюет?» - удивлялся Юрий. Тот объяснял: «Поплывёшь, коли попадёшь в воду, повоюешь, коли окажешься в битве, среди дерущихся не постоишь без движения!» В Москве передышка была, как короткий сон. Теперь предстоит наместничество в бурливом по-псковски Новгороде. Государевой волей, словно заговорённый, попадаешь то туда, то сюда: то в большой полк, то в передовой, то в засадный. Где убьют, Бог ведает. Где-нибудь да убьют.
И вот - прощание.
– Ты бы как-нибудь изощрился остаться дома, - запоздало посоветовал Юрий.
– Дома?
– поднялся Константин озабоченно, ибо ему чуть свет - в путь.
– Пётр изощрился, сидит
– За службу Василий должен добром воздать, - предположил Юрий.
Оба уже вышли в переход, направились к сеням. Константин остановился, взял старшего брата за плечо, перешёл на шёпот:
– Догонит да ещё воздаст! Знаешь, что наедине было сказано государем-братцем намедни? До сих пор слова - занозой в груди!
– Что?
– вздрогнул Юрий.
– Ждёт наследника!
– напомнил Константин, как о грозящей беде.
– И вот требует подписать договор: считать неродившегося племянника вместо отца, видеть в нём будущего своего государя. Ну, пока что не подписать - согласиться только.
Приобняв брата, Юрий вернулся с ним в рабочий покой.
– Сие требует рассуждения. Мне он не предлагал подобного.
– Завтра предложит, - пообещал Константин.
– А рассуждения тут несложные: если родится сын, может сесть на отцовский стол в недозрелом возрасте. Васильев лекарь сказал: старший брат наш не крепок грудью.
– Неужто?
– испугался Юрий.
Константин вздохнул:
– То-то и оно. Слышал ведь о малолетнем великом княжении татуньки. Говорят, люди в те года были не чета нынешним. А теперь кто станет править? Ванька Всеволож да Ванька Кошкин? Татунька ошибся, передав стол не по дедине. Был бы государем не Василий, а Владимир Храбрый, мы б не затевали брани с Витовтом на усладу Орде. Неумение Васильево поладить с тестем может дорого стать русским землям. Уже сейчас почти по самую Москву литвин хапнул всё.
– Да, - подтвердил Юрий, памятуя о недавнем разделении Одоева [67] .
– Дядюшка мудрее братца, потому что старше.
Константин продолжил:
– После Василия ты станешь старшим в роде князей московских. Так будь мудрее: ежели не нынче - завтра государь потребует того же, что и от меня, не соглашайся.
Вспомнилась Юрию распря татуньки с Серпуховским:
– Пожалуй, можно потерять удел.
Константин усмехнулся:
– Я с уделом теряю всё, и то стою на своём. Ты же, отдав Звенигород, приобретёшь Великое княжество Московское.
67
Экспансия Витовта распространилась к самой Москве. Литовцами был поделён надвое г. Одоев, а в 1407 г. присоединён.
Оба снова вернулись в сени, на прощание обнялись. Юрий оповестил:
– Завтра мне с утра до вечера быть в златоверхом тереме. Государь устраивает пышный приём новых друзей. Будут южнорусские князья, явившиеся на нашу службу.
– Знаю, - молвил Константин.
– Пока братец с Витовтом хранил дружбу, все, недовольные союзом Польши и Литвы, молчали.
Юрий сообщил главную новость:
– Нынче узнал: сам Свидригайло, Ольгердов сын, стал нашим служником. Завтрашнее торжество будет его чествованием. Василий рад до небес. Мне же литовский выходец прислал сказать особое расположение. Сам удивляюсь, почему.
Брат-младыш пояснил уверенно:
– Всё потому же. Не надеется, что ссора зятя с тестем будет прочной. С тобой ждёт иметь дело, как с будущим московским государем. Ведь его мечта занять место Витовтово. А ты, - погрозил пальцем Константин, - будь осторожнее. Ещё во Пскове слыхал: Свидригайло и двоемыслив, и хитёр, и ненадёжен. Разгляди зло под личиной добряка.
Выйдя на крыльцо за отъезжающим, Юрий произнёс:
– Без тебя я тут Аника-воин. Одинок, как лаз полуслепого.
Константин, прыгнув в седло, ответил уже сверху:
– Мне грозит то же. Только не в Москве, а в Новгороде.
Юрий слушал удалявшийся цокот копыт и дивился мысли: он с меньшим братом говорил как с равным, несмотря на возрастную разницу в пятнадцать лет.
Только попав на женскую половину терема, князь вполне понял Константиново одиночество. Анастасиюшка в своём рабочем покое заканчивала рукоделие, отсылала помощниц. Нянька Милана привела сыновей проститься перед уходом на ночь. Старший Василий старался держаться по-взрослому, а получалось, будто бы с вызовом. Средний Дмитрий взглядывал с потаённой, однако легко угадываемой, мыслью: знаю, мол, чего хочу, и добьюсь! Дмитрий Красный взирал открытым, ничем не затуманенным взором. Отец провёл рукой по жёстким волосам старшего, по взъерошенным среднего, по кудряшкам младшего и невольно вспомнил Константиновы речи: младышу некого приголубить! По уходе детей княжеская чета прошла в спальню, осталась наедине. Анастасия сбросила летник, представ пред мужем в праздничной красной нательной рубашке. Ему нравилось это её тонкое спальное одеяние, легко облегающее спелую женскую плоть. Коснулся устами обнажившегося плеча и снова подумал о меньшем брате: бедный Константин!
Гася светильник, укрывая жену и себя шёлковым покровом, спросил:
– Скажи, душа моя, не было бы у меня удела, не владел бы ничем, был бы, что называется, гол как сокол, пошла бы за меня, не смутилась?
Жаркий шёпот Анастасии прозвучал у его лица:
– Ах, если бы да кабы! С тобой горе мыкать для меня - счастье. Без тебя на сундуках с серебром, - как на угольях.
Заснули, довольные друг другом. Пробудились от шума в Кремле: будто чужая рать проникла в Каменный город и празднует одоление. Спали жаркой ночью при открытом окне, потому посторонние звуки царили в спальне.
– Кричат, слов не разберу, - встал в исподнице князь и с высоты третьего этажа выглянул на свет Божий.
– Всадники заняли все улицы. Движутся к Великокняжеской площади. Должно быть, столпотворение у златоверхого терема. Не наши доспехи, не наши стяги.
Анастасия откликнулась:
– Литовская речь.
Тут только сообразил Юрий, что опаздывает к государю-брату на торжественную встречу пришлых князей.
Сборы были недолги, словно в походе. Вот уже он в седле, с подобающей охраной проталкивается в знакомые сызмальства резные ворота. На широком дворе поджидавший его Борис Галицкий сразу же заприметил князя. Досужие сообщения всеведущего и вездесущего наслаивались одно на другое: