Плененная Демоном
Шрифт:
Это все - будто со стороны. Но лес все ближе, и вот уже ужас подступает к горлу... Ощущение безысходности - это было не её, навязанное этим странным лесом.
Я хочу по-другому! Я света хочу!
Это Темный Мир, девочка, света здесь быть не может...
Но есть изнанка. Цветущие деревья, которых не обхватить даже втроем, яркой зеленью радующие глаз, и цветы - белым, розовым, голубым пеплом облетают с веток, кружат в воздухе, и этот запах...
Да, так мне нравится определенно больше...
А есть то, что остается неизменным - разум. Кажется, что сделай ты шаг, и ты окажешься там, и тебя примут. Поймут, утешат, дадут совет, который никто никогда из окружающих не даст.
И вот уже слышится вполне натуральный
Казалось, стоит сделать шаг...
Только один шаг...
Давай же, девочка, это твой дом...
И алое небо. И пепел цветов, нежных разноцветных лепестков смешивается с настоящим, темно-серым пеплом, что хлопьями падает с неба...
Девушка улыбнулась - чисто, искренне, этому странному лесу, и эта изнанка, она действительно нравилась.
И тень - едва заметная, быстро исчезнувшая с глаз, но девушка-то точно её видела! Огромная, закрывающая собой все на пару метров вдоль и едва ли не метров на пять в размахе крыльев...
Ужас, страх, паника!
Нет! Я никогда не вернусь!!!
И села на кровати, с подступающим ощущением свершившегося кошмара вспоминая все детали и подробности, паника, такая знакомая, она обнимала едва ли не любя... страшно. Тем самым замогильным страхом, когда кровь стучит в голове, давит на барабанные перепонки, и кроме картинки, внушающей страх, больше ничего не видишь...
Зачесалась грудная клетка. Но при легком прикосновении активизировались болевые рецепторы. Ох... обезболивающее лежало здесь же, на тумбочке, а рядом графин с водой. Лия улыбнулась дрожащими губами - так трогательно. Почему ей никто не сказал о ране на груди? И почему она не заметила этого раньше?
В ту ночь Лия больше не заснула. Не получилось. Все мысли занимал сон. Девушка пыталась понять, откуда столь противоречивые ощущения накатывают - она была полностью уверена, что никогда не видела этого леса, но что-то знакомое, на грани сознания... Но как бы она ни пыталась, не могла вспомнить, где была последнюю... последние... эм... А сколько же меня не было?
Инвалидное кресло вызвало тошноту. Благо, заботливые родители поставили рядом костыли! На пол опустилась сначала одна босая нога, затем вторая. Костыли под мышки, и шаг, еще шаг, еще... Почему-то было жизненно важно выяснить один-единственный вопрос, который её так беспокоил... И плевать, что сейчас ночь! Плевать, что с этим уродством ходить так тяжело и аж слезы наворачиваются, то ли от жалости к себе, то ли от боли. А может, и от всего вместе...
Родительская комната. Золотые занавески, темно-бордовые обои, шелковый бежевый ковер - это днем. Сейчас девушку встретил мрак, обстановка воссоздавалась разве что по памяти, и сейчас она уверенно сделала шаг, костыли вперед, вся тяжесть тела на них, еще шаг, еще костыли... Там, возле окна, родительская кровать. Она не знала, был ли папа на работе или дома - знала только, что пока она отсутствовала, он толком не работал - переживал сам, да еще и маму приходилось поддерживать. Теперь наверстывал упущенное и работал чуть ли не сутками. Мама лежала на боку, на самом краю кровати. Лия на секунду остановилась. Сюда лунный свет не проникал, путаясь в плотных занавесках, но глаза Лии, привыкшее к темноте, видели неспокойное, такое любимое лицо. Вот между бровей складочка, лучики возле глаз, носогубные складки пролегли слишком глубоко, будто мама даже сейчас, во сне, плакала. Закусив от жалости губу (во всем случившемся девушка винила только себя), Лия тронула маму за плечо.
Мать проснулась мгновенно, резко села на кровати и уставилась на дочь, явно не сразу узнавая. Столько времени, столько страха, столько боли, и до сих пор по ночам кошмары снятся...
– Мамуль, я... Мне очень нужно знать, - Лия сглотнула, зажмурилась и выпалила на одном дыхании: -
Тишина была в прямом смысле слова звенящей. У девушки звенело в ушах так, что собственного дыханья она не слышала.
Наталья Викторовна встала, надела халат, засунула ноги в тапочки. Разговор, которого женщина так боялась, должен состояться. Невозможно представить, каким же ударом это будет для дочери.
– Пойдем на кухню. Не будем папу будить.
Значит, дома...
Они дошли молча, Лия села за стол, мама включила электрический чайник и уперлась руками в столешницу.
– Доченька, ты только не переживай, не нервничай, и, сколько бы плохого не приключилось, ты помни - мы с папой всегда тебя поддержим, никогда не осудим, мы будем всегда с тобой, понимаешь, котенок?
– И обернулась, чтобы встретиться с понимающими глазами дочери. Они молчали до тех пор, пока чайник не закипел. Так же молча, мама разлила чай по кружкам, села напротив.
– Ты... Тебя не было восемь месяцев и три с половиной недели. На четвертый день четвертой недели тебя нашли возле речки, за городом.
Лия окаменела, смотрела круглыми глазами на мать и не верила. В последний день, что она запомнила, было зелено, хоть и холодно, а сейчас... ничего не изменилось. Разве что чуть теплее. Она думала, что день-два - максимум, которые выпали из её памяти. А теперь? Как принять эту правду? Где она была? Что же случилось? Восемь месяцев... Восемь! Да за это время могло случиться все, что угодно. Про маньяков, террористов и сексуальные рабства уже, не стесняясь, говорили по телевизору. Но если так, то почему её отпустили?! Значит, не рабство? Но все равно, либо где-то её держали, либо... Мысли путались, думать было откровенно говоря, страшно.
– Мам... А я... Ну, когда меня нашли... Я...
– Взгляд непроизвольно метнулся вниз.
Наталья Викторовна горько усмехнулась, и плечи Лии поникли, она все поняла.
– Я не хотела, чтобы ты знала, надеялась, что ты узнаешь как можно позже. Как бы это ни было жестоко, но хорошо, что ты ничего не помнишь. Раз память оградила тебя от этих воспоминаний, значит, они не нужны тебе.
Тишина нарушалась лишь звяканьем чайной ложки о стенки кружки и тиканьем настенных часов. Лия безучастно размешивала чай, смотря в пространство перед собой. Вопросов было слишком много, но каждый ответ отдавался в ней болью и... пустотой. Восемь месяцев, подумать только! Восемь месяцев...
– Мам, а как вы... поняли? Экспертиза?
Наталья покачала головой, медленно, подбирая слова. Дочь сильная, она выдержит, вот только... за что? За что всё это её светлой, безобидной доченьке, которая за свою жизнь никого не обидела, даже мысленно?
– Когда тебя нашли, - еще одна изматывающая пауза, - когда нашли... ты была в... той же ночнушке, только разорванной и... окровавленной в местах, не допускающих других мыслей. И да, экспертизу делали.
Лия, окончательно раздавленная, уронила руки на стол. Поток мыслей остановился. Боль... Где-то глубоко внутри крутила боль. Как и всякая наивная, верящая во все хорошее девочка, Лия больше всего мечтала о любви. Ну и о замужестве, разумеется. А самым идеальным, самым желанным мечтанием было то, где первый сексуальный опыт приобретается в первую брачную ночь. Да, сейчас это не модно, наверное, так уже и не делает никто, все стремятся попробовать друг друга до свадьбы, но она так надеялась, мечтала, что станет тем самым редким, приятным исключением! В её только исполнившиеся семнадцать лет (разницу в восемь, а теперь уже в девять месяцев Лия все никак не могла учесть) она ни разу не то, что не целовалась ни с кем, ей даже в тайне никто из мальчиков не нравился! Она частенько перед сном мечтала, что вот она увидит Его, это будет раз и навсегда! Он увидит её, уведет, и больше никуда никогда не отпустит! Это будет самая красивая сказка...