Плененная королева
Шрифт:
– Я думаю, ваше величество, здесь больше злого умысла, чем правосудия, – ответил Бекет, а когда Генрих принялся осыпать его проклятиями, архиепископ набросился на своих священников: – Я запрещаю вам присутствовать на судилище надо мной!
Генрих вскочил на ноги. Алиенора поймала себя на том, что крепко вцепилась в подлокотники трона. Она готова была голыми руками убить Бекета. Как он смеет так провоцировать Генри?! Генри, который столько сделал для него, который так его любил.
Генрих сошел с возвышения, приблизился к Бекету и стал к нему лицом к лицу.
– На сей раз ты
Пока Бекет собирался с мыслями, в зале воцарилось испуганное молчание.
– Вы все это подстроили, верно? – бросил он королю, отступая.
Генрих вернулся на возвышение и сел на трон. Его трясло от гнева.
– Ты… – Король брызгал слюной и едва мог говорить. – Ты змея! Милорды, мы немедленно приступаем к суду. Этот священник сам признаётся в своих преступлениях.
– Я не стану присутствовать на вашем суде! – загремел в ответ Бекет. – Вы не имеете права. Один Господь может меня судить!
Держа перед собою большой золотой крест, он вышел из зала под яростные крики: «Предатель! Предатель!»
Алиенора не могла уснуть. Памятные события этого дня снова и снова возникали перед ее мысленным взором. Наконец она поднялась с кровати, закуталась в отороченный мехом халат, пошуровала пылающие угли в жаровне, потом села на кресло рядом с окном, через которое были видны звезды, мерцавшие над спящим городом. Окно выходило на куртину замка и во внутренний двор, где стражники грели у костра руки, постукивая ногами о влажную землю. Один из стражников ходил по стене. Королева увидела, как он кинул взгляд куда-то вдаль, а потом исчез в дверях, которые вели к противоположной башне и идущей от нее стене.
В этот момент она заметила две темные фигуры в капюшонах, появившиеся на внешней стороне замка. Видимо, они вышли через неохраняемую теперь тайную дверь, которая находилась почти точно под ней. Алиенора с интересом вгляделась в них, потом поняла, что это монахи. Ей оставалось только догадываться о том, чту они могли делать там после запретного часа, – может быть, их вызывали из ближайшего монастыря к кому-то заболевшему, и теперь они возвращались домой. А может, это были монахи из свиты Бекета, сбежавшие на часок-другой, чтобы провести время в таверне или борделе Нортгемптона. Фигуры исчезли в ночи, и Алиенора забыла о них. Она задула свечу и забралась под одеяло. Теперь, дай Бог, удастся заснуть.
– Бекет бежал, – сообщил Генри неделю спустя, ложась в кровать к Алиеноре.
Неожиданно разбуженная, она попыталась осознать смысл его слов, а кроме того, была удивлена появлением мужа в своей спальне. Теперь он приходил к ней не так часто, как ей хотелось бы. К тому же за обедом Генри сильно напился, и Алиенора даже опасалась, что он упадет без памяти со стула. Но вскоре она поняла, что муж не ищет с ней телесных
– Так он бежал? – переспросила она.
Неудивительно. Теперь никакой поступок Бекета не удивил бы ее.
– Да. Оделся как монах и перебрался на другую сторону Канала. Он думает, что теперь в безопасности. Но я с ним еще не покончил! – Эти слова Генри не проговорил – прошипел.
– Но ты, слава богу, избавился от него, – язвительно сказала она.
– Может, и так, но освободилась ли Англия от архиепископа? – возразил Генри.
Алиенора согласилась с ним – в словах мужа есть резон.
Она вздохнула. Видеть Генри было для нее радостью. Она тосковала по его теплу, по взрывам страсти, которые бросали их в объятия друг к другу, по сонному ощущению умиротворенности и довольства, которое наступало потом, когда страсть стихала. Ведь старость не за горами, и ничего с этим не поделать. Обворожительная красота ее молодости начинает увядать, а Генри еще мужчина в самом соку. Он легко возбудим. Уж она-то это знала и нередко спрашивала себя, не ищет ли муж сексуального отдохновения на стороне. Доказательств у нее не было, но здравый смысл и недвусмысленные, неосторожно сказанные кем-нибудь слова, не предназначенные для ее ушей, но все же ею услышанные, подсказывали, что это более чем вероятно. И тем не менее Алиеноре была невыносима мысль том, что Генри неверен ей. Но, горько думала она, это ведь о многом говорит, когда муж приходит к тебе в постель только для того, чтобы поговорить о друге, который стал теперь злейшим врагом.
Нет уж, в спальне Бекет не сможет одержать над ней победу. Алиенора была опытной женщиной, и в ее распоряжении имелось соответствующее оружие. С соблазнительной улыбкой она оперлась на локоть так, чтобы сорочка на ней раскрылась, обнажив пышные груди.
– Так ты хочешь поговорить? – пробормотала Алиенора, но встревоженные глаза мужа, горевшие серым пламенем, внезапно ярко зажглись, и он потянулся к ней, уткнулся лицом в ее шею, принялся жадно целовать, а руки начали обшаривать ее тело.
Генри был из тех мужчин, которые быстро переходят к делу, и несколько мгновений спустя они уже переплелись телами, как делали это в прежние времена, воспламенились страстью, как воспламенялись бессчетное число раз. В это мгновение Алиенора хотела лишь одного: почувствовать его в себе и никогда не выпускать.
Когда немного спустя они разделились и Генри лежал рядом, переводя дыхание, она повернулась к нему лицом:
– Ты говоришь, что Бекет оделся монахом?
– Да, – проворчал Генрих.
– Странно, – проговорила Алиенора, – но несколько ночей назад – это случилось после твоего разговора с Бекетом – из окна своей спальни я видела, как из замка выходили два монаха. Я еще подумала: что это они делают? Ты не считаешь…
– Бог мой, это наверняка был он! – воскликнул Генрих и сел на кровати. – Бекет исчез в ту самую ночь. Почему ты ничего не сказала?
– А о чем я должна была сказать? Я не думала, что это имеет какое-то значение. И понятия не имела… Да что говорить, я о нем и не вспоминала до этой минуты. – Алиенора поняла, что бормочет невпопад.