Плененная невеста

Джеймс М. Р.

Я думала, что почувствую себя лучше, как только похоронят Франко, и я смогу сама устраивать свою жизнь. Но сейчас я просто снова жду окончания ЭКО, если повезет, забеременею. Это, по крайней мере, даст мне какую-то цель. На чем-то сосредоточиться, что-то сделать.

Я почти не обращаю внимания ни на что вокруг, когда захожу в столовую, но в тот момент, когда я вхожу, что-то останавливает меня на полпути. Девушка стоит у каминной полки, медленно вытирая с нее пыль, и смотрит на весь мир так, словно совершенно не представляет, что она на самом деле делает. Она также не из тех, кого я когда-либо видела в доме раньше. Я бы ее запомнила: у девушки

прекрасные светло-рыжие волосы, скорее рыжие, чем светлые на самом деле, которые в настоящее время заплетены в косу, из-под которой повсюду выбиваются пряди. Она так пристально смотрит на каминную полку, что не слышит, как я вхожу, пока я не прочищаю горло. Она поворачивается с таким виноватым видом, как будто она колола дерево, а не чистила его.

— Простите! — Щебечет она, ее глаза скользят по мне. — Я не слышала, как вы вошли, мисс…Мисс…миссис…

— Я миссис Андреева. — Это имя звучит странно на моем языке, я не уверена, называла ли я себя так раньше. Мне не показалось таким уж странным сменить свое имя с Росси на Бьянки. Это было еще одно хорошее итальянское имя, его слоги и ритм были приятно знакомыми. Но нет ничего знакомого в моей новой, более длинной фамилии. Такое ощущение, что она должна принадлежать какой-то другой женщине. Конечно, не мне.

— Значит, вы завтракаете здесь? — В ее голосе звучит мелодичный русский акцент, ее голос более мелодичный, чем у Ольги, что делает его красивее. — Я пойду, чтобы не беспокоить вас.

— Нет, подождите. — В тот момент, когда я говорю, она замирает на месте, как олень в свете фар. — Я должна знать персонал. Как вас зовут? Вы, должно быть, новенькая.

— Я. — Она наклоняет голову, глядя на меня из-под светлых ресниц. — Я Саша. Саша Федорова. Ваш муж недавно нанял меня… я новенькая. То есть новый персонал. Прошу прощения, если я что-то не так…

— Ты в порядке, — мягко говорю я ей. — Но я уверена, что у Ольги найдется для тебя занятие, если ты хочешь прекратить полировать эту полку.

— Конечно, мэм! — Она резко оборачивается ко всему, как будто действительно не знает, что делать, и выбегает из комнаты, прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще, якобы в поисках Ольги.

На первый взгляд в этом нет ничего действительно странного. На самом деле я понятия не имею, как ведется домашнее хозяйство Виктора, как работает наем персонала, как часто они привлекают кого-то нового. Я пробыла здесь недостаточно долго, чтобы по-настоящему разобраться в этом, и Виктор не особо много говорит со мной об управлении домом. Как и Ольга, которая, как я про себя думаю, не хочет, чтобы я брала на себя большую часть ее обязанностей, независимо от того, что я имела больше влияния в управлении делами технически, как жена Виктора. Меня это устраивало, потому что я была воспитана в хорошей итальянской семье, знала, как вести себя, разговаривать с итальянскими мужчинами и подчиняться им. Эти люди из мафии приходили на ужин и ожидали, что их обслужат. Я не знаю, как все это должно работать в семье Андреевых, а Ольга, похоже, не склонна меня учить. Но с Сашей что-то не так. Я не могу понять, в чем тут дело, и я действительно не знаю, что может быть не так, но это просто внутреннее ощущение, что что-то не совсем так.

Что, если Виктор держит ее здесь для себя? Что, если то, что она работает в штате, для него просто прикрытие, чтобы получить отдушину для удовольствия, поскольку я не буду заниматься с ним сексом? Мысль о том, что у него здесь может быть какая-то девушка, которую он принуждает спать

с ним, вызывает у меня глубокую волну вины. Стал бы он делать это, если бы я трахнула его? Я понятия не имею, каковы представления Виктора о верности в браке, особенно о браке по расчету. Сделал бы он что-то подобное, даже если бы я была в его постели?

Остановись, твердо говорю я себе, заставляя себя откусить кусочек от своего завтрака, а затем еще один. Ты понятия не имеешь, происходит ли это вообще. Нет причин верить в это. Возможно, она просто нервничает из-за новой работы. Тем не менее, комок беспокойства остается у меня в животе на протяжении всего завтрака и до тех пор, пока Ольга не приходит ко мне, чтобы сказать, что Виктор хочет, чтобы я забрала девочек из школы до обеда и привела их к нему в офис.

— Зачем? — Я смотрю на нее с любопытством, и она пожимает плечами.

— Иногда ему нравится обедать с ними. Он уже позвонил в школу, чтобы сказать, что их забирают.

— И школу это устраивало?

Ольга ухмыляется.

— Никто не говорит Виктору Андрееву нет. Даже ты, — добавляет она с ноткой предупреждения в голосе.

Я чувствую небольшой прилив удовлетворения от этого, потому что факт в том, что я сказала ему нет, на самом деле, только прошлой ночью, и он отступил. Это заставляет меня задуматься, чувствует ли он ко мне что-то большее, чем просто долг, потому что все, что я слышу, говорит мне, что в Викторе есть сторона, которую я не вижу. О которой я не знаю. Я не знаю, пугает это или обнадеживает, что он явно пошел ради меня на уступки, на которые не пойдет ради других.

Незадолго до полудня я отправляюсь за Аникой и Еленой или, скорее, я сажусь на заднее сиденье машины, пока водитель везет меня за ними. Для меня в этом нет ничего необычного, водитель приезжал и забирал меня из моей частной католической школы, когда я была ребенком. Тем не менее, я не могу не задаться вопросом, каково было бы быть обычным ребенком, ехать в автобусе, или заехать за родителями, или забирать своего ребенка самостоятельно. Я никогда по-настоящему не стремилась к более обычной жизни, но иногда я думаю, что, должно быть, проще не иметь так много ограничений на то, что ты можешь и чего не можешь делать. Не иметь груза таких больших ожиданий. Чтобы иметь больше свободы. То, чего у меня на самом деле никогда не будет, и у Аники, и у Елены, и у моего пока еще не зачатого ребенка тоже не будет, независимо от того, как сильно я люблю их или их отец любит их.

Девочки обе улыбаются от уха до уха, когда садятся в машину, по крайней мере, до тех пор, пока Аника не замечает меня, и ее лицо вытягивается.

— Ты здесь? — Спрашивает она, ее голос внезапно срывается, и я поражаюсь, насколько она похожа на своего отца, когда он злится.

— Я рада, что она здесь, — говорит Елена, выпячивая нижнюю губу и свирепо глядя на свою старшую сестру. — Почему ты такая злая?

— Я не злая. — Аника упрямо смотрит в окно. — Ей просто здесь не место, вот и все. —

С этим трудно поспорить. Я действительно не чувствую, что мое место здесь.

— Знаешь, — мягко говорю я Анике, когда водитель отъезжает от тротуара, — это был не мой выбор. Твой отец выбрал меня, и я действительно не получила права голоса в этом.

К моему удивлению, Аника действительно смотрит на меня, ее лицо задумчивое.

— Ты могла бы сказать ему нет.

Я колеблюсь, не зная, как много сказать. Я не хочу быть причиной того, что кто-то из девочек по-другому думает о своем отце.