Плененная Вселенная (авторский сборник)
Шрифт:
— Ладно, Бойд, — ответил он. — Я. позабочусь об этом. Но в таком случае, вам не следовало бы называть меня «доком».
— Да, сэр! — оператор вытянулся перед ним, отдавая честь. — Я понял вас, капитан.
3
— Вы посылали за мной, сэр?
Дон взглянул на унтер-офицера Курикку, стоявшего на пороге кают-компании, и пригласил его войти.
— Прошу вас… Через полчаса я хочу собрать экипаж, но хотел бы побеседовать с вами до этого. Пожалуй, кроме вас никто
Дон указал на модель корабля, стоявшую перед ними на столе.
— По-моему, вы служите на «Кеплере» со дня его постройки?
— Даже больше, сэр. Я состоял в бригаде монтажников, которая собирала Большого Джо на орбите. С того времени я был направлен на космическую службу и оставлен на борту.
Белокурые волосы и синие глаза скрывали возраст этого высокого финна.
— Что ж, это лучше, чем я ожидал, — сказ Дон. — Может, тогда вы мне и объясните, чем так напуганы наши электронщики?
Кивнув, Курикка бережно отделил модель от подставки.
— Перед началом работ нам объясняли конструкцию Большого Джо, и это было лучшим объяснением, какое мне только доводилось слышать. Грубо говоря, представьте себе гигантский басовый барабан, к которому газовой трубой подведен мяч.
— Вы правы, однажды услышав такое идиотское объяснение, уже не забудешь.
— Газовая труба проходит сквозь донышко «барабана». В «мяче» находятся атомный реактор и двигатели. Вместе крепления «мяча» находится радиационная защита, а все остальное — в барабане. После выхода на орбиту весь корабль начинает бешено вращаться вокруг своей оси-«трубы». потому-то она и именуется «центральной».
— Теперь понятно, — сказал Дон, щелкнув пальцем по модели, — барабан вращается достаточно быстро для того, чтобы центробежная сила создавала эквивалент земного притяжения на палубе «А». Сейчас у нас под ногами наружная обшивка корабля. Когда мы поднимаемся наверх, то идем к центру вращения показываемся на палубе «Б». Ну и далее — палуба «В», используемая лишь для хранения багажа. При этом внутренняя часть «барабана» открыта космосу, не так ли?
— В общих чертах, сэр, — на лице Курикки появилось смутное подобие улыбки, но в целом оно оставалось бесстрастным.
Дон крутанул корпус модели, так что «барабан» завертелся, и поднес модель к висящей над столом лампе.
— Вот так мы все время вертимся и летим к Марсу. Туда же глядит и обсерватория, находящаяся на другой стороне «барабана».
Слушая его, Дон повернул модель и осмотрел другой борт.
— Ну что же, летим мы, летим, вращаемся, точно ужаленные в ягодицы кретины, а толку-то?..
— Ось вращения, — указал унтер-офицер, должна совпадать с нашим курсом. В таком случае носовые и кормовые двигатели могли бы вовремя скорректировать ошибку. Но теперь это невозможно.
— Почему?
— Да потому что удар метеорита изменил ось вращения. Мы сошли с верной орбиты и все дальше отклоняемся
— А по сему, если мы не примем меры незамедлительно, то непременно проскочим мимо Марса?
Курикка утвердительно кивнул и скорчил жалобную рожу. Наступившее молчание нарушил легкий стук в дверь. Вошел Бойд.
— Господа, со времени нашего старта минуло добрых 300 часов, — незатейливо пробормотал он. — Со мной пришел Парсер, а Хольц просил передать, что скоро подойдет.
— Входите, начнем без него.
Вместе с ними в кают-компании появился мужчина, которого Дон до той поры не видел. Меднокожий, с ястребиными чертами лица и прямыми волосами, он носил длинные, слегка позеленевшие непонятно от чего и свисающие к низу тоненькие импозантные усики. Вероятно это был один из пассажиров, но что он тут делал без приглашения?
Опередив естественный вопрос, вперед вышел стюард Парсер. Это был средних лет швейцарец с дико оттопыренными ушами. Он учился когда-то на управляющего отелем.
И даже спустя многие годы, проведенные в космосе, на нем сохранился отпечаток прежней непыльной работенки. Указав на мужчину, и сотворив нечто вроде реверанса, Парсер сказал:
— О-о-о! Надеюсь, сударь, вы извините мою персону за то, что я прихватил с собой этого замечательного человека от общения с которым вы вряд ли откажетесь. Это сам доктор Учальде из университета в Мехико, один из знаменитейших математиков мира. Я подумал, что в связи с гибелью офицеров, он мог бы оказать нам немалые услуги, благодаря своему исключительному таланту и всезнайству.
Конечно было бы глупо на это сердиться. Разумеется, Парсеру не стоило самостоятельно принимать такое решение. Впрочем, строго говоря, и сам Дон имел не так уж много прав на капитанский гонор. Они были квиты.
— Как же, как же, — пролепетал Дон, — прекрасная мысль, я и сам должен был до этого додуматься. Именно математика нам сейчас не хватает.
— Но не ждите от меня слишком многого, — заговорил Учальде, показывая дулю и кривляясь. — Между возвышенной абстракцией математических символов и реальным полетом космического корабля лежит пропасть. К тому же, у меня совершенно нет опыта. Да и вообще… спать хочется…
— Всем нам хочется спать, — перебил его Дон, — и ни у кого из нас нет достаточного опыта. В этакой ситуации мы можем рассчитывать лишь на собственные силенки и на вашу помощь, доктор. Однако офицеры погибли. И вы должны понимать, в каком бедственном положении мы очутились.
— Слово чести, господа! — объявил Учальде, при этом он сотворил такую позу, словно проглотил лом, и приставил руку к сердцу. — Мои благороднейшие бабушки и дедушки сражались за свободу нашей отчизны и многие при этом отбросили копыта. Я со всей готовностью последую их примеру.