Пленить сердце горца

Монинг Карен Мари

— Уезжай домой, Гримм, — холодно сказала Джиллиан.

— Я здесь вовсе не из-за тебя, а по просьбе твоего отца, — солгал он.

— Ты так предан моему отцу, это даже странно. Ты, который не может быть преданным никому, — насмешливо сказала она.

Гримм вздрогнул.

— Преданность вовсе не чужда мне. Просто очень немногие ее заслуживают.

— Я не хочу, чтобы ты оставался здесь, — бросила Джиллиан через плечо.

Гримма раздражало то, что во время их словесной перепалки она даже не повернулась и не посмотрела в его сторону; это было худшее, что она могла

сделать.

— Мне наплевать на то, что ты хочешь, — сказал он через силу. — Твой отец позвал меня сюда, и я останусь здесь до тех пор, пока он не откажется от моих услуг.

— Но я отказываюсь от твоих услуг!

Гримм ухмыльнулся. Пусть она хоть сто раз отказывается от его услуг, но то, что удерживает его рядом с Джиллиан, нерушимо. Пора бы уже это осознать: на протяжении многих лет он старался разорвать эти узы, старался не думать о том, где она, как поживает, счастлива ли — и все это напрасно.

— Желания женщин — ничто, если сравнить их с мужскими, — сказал он, ожидая, что оскорбление, нанесенное им всему женскому полу, заставит ее повернуться к нему лицом. Таким образом он отчаянно надеялся разжечь в ней чувство, хоть немного напоминающее страсть, хотя и понимал, что только разозлит ее. «Берсерк, — с досадой сказал он себе, — оставь ее в покое, у тебя нет на это ни малейшего права!».

— Какой же ты ублюдок! — Джиллиан невольно приняла его игру, мгновенно разозлившись. Его взору открылась захватывающая дух округлость ее грудей. Они плавно переходили в ложбинку, исчезающую за корсажем платья. Ее кожа была настолько прозрачной, что он смог разглядеть вены. Гримм прижался к подоконнику, чтобы скрыть внезапное предательское движение под килтом.

— Иногда я готова поклясться, что твоей целью является разозлить меня как можно сильнее. — Джиллиан бросила на него сердитый взгляд, оттолкнулась от земли рукой и встала, скрывая от его взгляда ложбинку на груди.

— Зачем мне это, глупышка? — спросил он холодно — достаточно холодно, чтобы подчеркнуть слишком уж повышенный тон ее речи.

— Не боишься ли ты влюбиться в меня, перестав издеваться надо мной? — отрывисто прозвучал ее голос.

— Никогда я не страдал такими заблуждениями, Джиллиан. — Он дотронулся до своих волос и вздрогнул. Он всегда невольно прибегал к этому жесту, когда говорил неправду, — к счастью, она этого не знала.

— Откуда у тебя такое всепоглощающее восхищение своими волосами, Гримм Родерик? Я никогда раньше не замечала в тебе такого тщеславия. Вероятно, потому, что не могла ничего разглядеть из-за всей той грязи, покрывающей тебя.

Это произошло за одно мгновение — из-за ее слов он снова почувствовал себя покрытым грязью и пропитанным кровью, как до возвращения в нормальный мир. Никакая ванна, никакое мытье никогда не смогут смыть всего этого. Только слова Джиллиан смогли бы сделать его снова чистым, но он знал, что ему не будет ниспослано очищение.

— Некоторые люди становятся взрослыми и зрелыми, глупышка. Однажды я проснулся, побрился и осознал, что я чертовски красивый мужчина, — когда она широко открыла глаза, он не смог удержаться и уколол ее еще сильнее. — Некоторые женщины считают, что я слишком

уж красив. Возможно, они боятся, что не смогут удержать меня, — я ведь так известен!

— Не досаждай мне своим чрезмерным самомнением!

Гримм мысленно улыбнулся. Она замечательная — такая несдержанная, такая надменная, и ее так легко разозлить! Он столько раз задавал себе вопрос, насколько страстной она была бы с мужчиной — с таким мужчиной, как он. Его мысли перешли дозволенную грань.

— Я слышал, как мужчины говорят, что к тебе очень приятно прикасаться. Это правда? К тебе прикасались мужчины? — он прикусил язык, как только эти слова сорвались с его губ.

Губы Джиллиан вздрогнули в изумлении.

— Ты спрашиваешь меня об этом?

Гримм сглотнул. Было время, когда он точно знал по собственному опыту, насколько невинной она была, и это были именно те воспоминания, которые он старался забыть.

— Когда девушка позволяет незнакомцу поцеловать ее, это заставляет его задуматься о том, что еще она может позволить, — после этих слов его губы сжались от горечи.

Джиллиан отступила назад, как будто хотела увернуться от чего-то более существенного, чем оскорбление, брошенное в ее сторону.

Она прищурилась и с подозрением взглянула на него.

— Любопытно, звучит так, как будто тебе не все равно.

— Ничего подобного. Я просто не хочу заставлять тебя выходить замуж за Рэмси до возвращения твоего отца. Я подозреваю, что Джибролтар хотел бы присутствовать на свадьбе своей девочки.

Джиллиан внимательно наблюдала за ним — слишком внимательно, как ему казалось. .Гримм отчаянно пытался понять, что же происходит в ее голове. Джиллиан всегда была умной девушкой, а он уже был близок к тому, чтобы повести себя, как ревнивый поклонник. Когда-то давно, когда она была моложе, он напрягал всю свою волю, чтобы не выдать своих чувств к ней. Теперь же, когда она стала настоящей женщиной, ему необходимо прилагать для этого еще больше усилий. Он надменно передернул плечами.

— Послушай, птичка, все, чего я хочу, это чтобы ты убралась со своей чертовой флейтой куда-нибудь подальше и дала мне немного поспать. Я не любил тебя, когда ты была крошечной девчонкой, и я вовсе не люблю тебя теперь, но дело в том, что я дал слово твоему отцу и сдержу его во что бы то ни стало. Единственные воспоминания, оставшиеся у меня о Кейтнессе, касаются хорошей еды и доброты твоего отца, — он прикусил язык, сказав такую ужасную ложь.

— У тебя не осталось никаких воспоминаний обо мне? — осторожно спросила она.

— Совсем немного, ничего существенного, — и снова его пальцы погрузились в волосы, высвобождая их из-под ремешка.

Джиллиан пристально взглянула на него.

— Даже о дне, когда ты уезжал?

— Ты имеешь в виду день, когда на нас напали Маккейны? — насмешливо спросил Гримм.

— Нет, — она снова нахмурилась. — Я имею в виду день, когда я нашла тебя в конюшне.

— О чем ты, девушка? Я не помню, чтобы ты находила меня в конюшне перед тем, как я уехал. — Он хотел снова поправить волосы, но, чтобы скрыть этот предательский жест, принялся теребить пояс килта.