Пленница бандита
Шрифт:
Жестко отрезал. Мои губы горели от жалящего поцелуя, а страх в теле достиг максимальной отметки. Отец утробно пробасил:
— Ты пожалеешь, ты очень горько пожалеешь.
— Ты не понял, Сиплый, я никогда не жалею ни о чем. А вот ты думай, где брать бабло.
Один из людей их главного направил пистолет папе в голову.
— Нет, не трогайте его, не надо! Я пойду, папа, я пойду, пожалуйста, я все сделаю, только не трогайте его, — я сорвалась, заплакав перед лицом людей, вряд ли способных на сострадание.
Я все сделаю, только не мой папа.
— Доченька, так нельзя, — я подошла к отцу и коснулась губами
— Папочка, я поеду, все нормально, решай свои вопросы. Обратись за помощью, а я буду в порядке, я обещаю тебе, — коснулась скулы и столкнулась со стеклянным взглядом, он не вспомнит. Он ничего не вспомнит, Мирослава, а утром очень испугается, не увидев тебя дома.
Кто-то подхватил меня за талию и вынес, я безвольной куклой повисла на руках, понимая, что бороться у меня нет сил. Мое тело обмякло.
Стоило мне переступить порог и выйти за пределы нашей с отцом квартиры, моя жизнь разделилась на «до» и «после». Во всяком случае так мне казалось. В тот момент я плохо соображала, шла, поддерживаемая тем самым Лешей, на ватных ногах, практически не чувствуя землю под собой и молилась не потерять сознание, как это бывает в моменты сильных переживаний. Всю дорогу до машины и в уже сидя в ней, я старалась привести в порядок дыхание. Сердце колотилось, не желая успокаиваться, дышать становилось все сложнее.
— Эй, ты чего? — я почувствовала прикосновение к своему плечу, когда начала задыхаться, и звонкий сухой кашель нарушил тишину, он временами появлялся при чрезмерной физической нагрузке и в стрессовых ситуациях. — Держи, — не сразу поняла, что происходит, пока не заметила краем глаза протянутую мне бутылку воды, — держи говорю.
Замотала головой, понимая, что это не поможет, только хуже сделает.
— Что с тобой? — спросил мой новый знакомый, когда мне наконец удалось откашляться и немного успокоиться.
Мне показалось, что в его голосе проскользнуло некое подобие переживания. Дура ты, Мира, с чего бы ему за тебя переживать? Радуйся, что он ничего с тобой не сделал, и ты пока в относительной безопасности, а как долго ты будешь в безопасности, пока еще неизвестно. Я хорошо помнила слова, брошенные Лешей отцу: о стимуле, о том, что отдаст меня своим парням на растерзание.
Хорошо помнила, как меня посадили на стол, раздвинув ноги. Он ведь мог продолжить и не было никаких гарантий, что не продолжит. И теперь, когда меня везли в неизвестном направлении, я все отчетливее понимала, как сильно встрял в болоте отчаяния отец, и каким людям задолжал, если они вот так средь бела дня могут ворваться в твое жилище, схватить человека и увезти его неизвестно куда. И никто за тебя не заступится, никто не встанет на пути этих извергов, потому что у них есть деньги, а значит есть и власть.
— Я задал вопрос, — его голос теперь источал волны недовольства, повернувшись к мужчине, я наткнулась на напряженные черты, на сжатые в тонкую линию губы, на сведенные брови.
— Все нормально, просто кашель.
— И часто с тобой это?
— Нет, — не желая продолжать разговор, я отвернулась
Мы ехали достаточно долго прежде, чем машина затормозила у шлагбаума. Спустя несколько секунд тот поднялся, пропуская нас внутрь, и автомобиль снова тронулся. Мы въехали на территорию огромного комплекса, несколько поворотов, и автомобиль снова остановился, на этот раз у одного из многоэтажных домов. Леша вышел из машины и, придержав для меня дверь, дождался, пока я выйду следом за ним.
— Пошли, — бросил сухо, захлопнув за мной дверь, и направился в сторону подъезда. Он даже не оборачивался, точно зная, что я последую за ним.
А куда бы я делась, когда позади все еще стоит автомобиль с тем самым Мишаней, от которого до сих пор мороз по коже, а вокруг нет ни одной живой души. Да и если бы был кто, ничего бы это не изменило. Не бежать же с криком о помощи к первому встречному. Глупо. А потому я, опустив голову, последовала за мужчиной.
Зайдя в подъезд, мужчина проследовал к одному из трех лифтов и нажал на кнопку вызова. Двери, словно ожидая его, тут же разъехались, приглашая нас внутрь. Я не смотрела на мужчину, просто вошла следом за нам, продолжая таращиться в пол и обнимая себя руками, словно это меня защитит. Лифт тронулся и, подняв голову, я бросила мимолетный взгляд на панель. Шестнадцатый этаж. Высоко. Вздрогнула, когда мы остановились, и послышался характерный звук.
Выйдя из лифта, огляделась вокруг. На огромной, по моим меркам, площадке было три квартиры. Мы проследовали к самой дальней от лифтов двери.
— Входи, — мужчина открыл дверь, пропуская меня вперед.
Уже на пороге квартиры почувствовала запах парфюма Леши. Пространство вокруг пахло им. Огляделась. Даже стоя в прихожей, понимала, что квартира довольно просторная.
— Чего встала? Проходи внутрь, — недовольный тон за спиной заставил меня опомниться, и быстро сняв обувь, проследовала вглубь квартиры. Я не ошиблась, квартира действительно была очень просторной, сделав несколько шагов, оказалась в большой светлой гостиной. Но несмотря на свои размеры, она казалась совершенно пустой. Холодной. Ничего, кроме большого кожаного дивана, журнального столика и поражающей своими размерами плазмы, растянувшейся на полстены, не было.
Мужчина тем временем проследовал в кухню, которая располагалась сразу по соседству. Не теряя времени, открыл дверцу и вынул из одного из шкафчиков бутылку с коньяком. Эта бутылка была мне хорошо знакома. Стоила бешенных денег. Я все еще помнила, как именно этим пойлом отец заливал горе после смерти матери. А потом все полетело к чертям, отец влез в долги и нам прошлось променять большой дом на маленькую квартирку на отшибе города, дорогой коньяк заменила самая дешёвая водка из ларька неподалеку.
— Ты можешь свободно передвигаться по комплексу, за его пределы — нет, — жестко выдал мужчина, попивая коньяк из бокала. Он смотрел на меня каким-то непроницаемым взглядом, в котором совсем не было эмоций.
— Я смогу иногда видеться с отцом? — спросила, заранее зная ответ.
Отставив коньяк в сторону, мужчина хищной походкой начал приближаться ко мне, вынуждая меня оступиться и попятиться назад. Он больше не казался мне таким уж добродушным, как могло показаться на первый взгляд. Нет. Этот человек хищник, а я его добыча.