Пленница былой любви
Шрифт:
Семья зашла в кофейню и сидела там целую вечность. Я завидовала Махтаб: когда спишь, время проходит быстрее. Если бы можно было закрыть глаза, заснуть и проснуться в Америке!
Наконец один из мужчин подошел к машине. «Неска», – пробормотал он, подавая мне чашечку кофе. В Тегеране почти невозможно было достать этот напиток, а тут в такой глухомани, в кофейне-развалюхе – и вдруг горячий кофе.
Спустя какое-то время все вернулись в машину, и мы снова двинулись в сторону границы.
Вскоре к стеклам машины стали прилипать хлопья снега. Водитель включил «дворники». Снежная буря набрасывалась на нас все сильнее.
Усталость все же взяла свое. Я погрузилась в беспокойный сон, пробуждаясь при каждом толчке.
Наконец над морозным горизонтом взошло солнце. Вокруг нас из мрака выплывали покрытые снегом горы. Далеко на западе вершины были выше и казались совершенно недоступными. Мы по-прежнему мчались по обледеневшей дороге.
Видя, что я уже не сплю, женщина снова попыталась завязать со мной разговор. Она говорила о том, что хочет поехать в Америку.
– В Иране так плохо, – бормотала она, – но мы не можем получить визы.
Махтаб рядом со мной потянулась и зевнула.
– Делай вид, что не понимаешь, – прошептала я ей на ухо. – Не переводи.
Она согласно кивнула головой.
Мы приближались к Тебризу. У полицейского поста водитель сбросил скорость. Сердце мое готово было выскочить из груди при виде нескольких солдат, которые одни машины пропускали, другие – задерживали. Нашу задержали. Дежурный офицер пасдаров всунул голову через окно. Я обмерла: у нас с Махтаб были только американские паспорта. А вдруг мы уже в списке беглецов? Пасдар коротко поговорил с водителем, а потом, махнув рукой, позволил нам отъехать, не проверив документы. Все в машине с облегчением вздохнули.
Мы въехали в Тебриз, чистый и более современный, чем Тегеран. Возможно, такое впечатление у меня сложилось потому, что все вокруг было покрыто белым пушистым снегом. А может быть, тут я уже ощутила дуновение свободы?! Тебриз находился в стороне от революционных событий. Отделы пасдаров и иранской армии были везде, но мне казалось, что население Тебриза в большей степени чувствует себя дома, чем жители Тегерана.
Водитель долго кружил окольными улицами, пока вдруг не остановил машину. Женщина приказала парнишке выйти. Я понимала по-персидски настолько, чтобы уяснить, что он приехал навестить тетушку. Его проконсультировали, что он не должен ничего говорить о нас. Подросток вышел и направился в боковую улочку, но спустя несколько минут вернулся. «Тети нет дома», – сообщил он. Женщина вышла из машины, намереваясь удостовериться лично. Не знаю почему, но меня это обеспокоило. Позже я поняла, что, хотя она была совершенно чужой, ее присутствие в машине придавало мне уверенности. Мужчины были вполне симпатичные, но у меня не было желания остаться с ними наедине.
Махтаб посмотрела на меня и прошептала:
– Мне плохо.
У нее горела головка. Она жаловалась, что болит живот. Я успела открыть дверцу, когда Махтаб вытошнило. Она тоже чувствовала напряжение. Наконец женщина вернулась одна.
Тетя оказалась дома, но не слышала, как стучал мальчуган. Я приободрилась, поняв, что эта женщина будет нас сопровождать. Мы поехали дальше.
Спустя две-три минуты мы остановились на перегруженном перекрестке. Это
– Быстро! Быстро! – торопила нас женщина.
В этот момент мы молниеносно пересели в оказавшуюся рядом машину. Если все это было запланировано, то вполне удалось. Пока кто-нибудь сумел сориентироваться, мы с Махтаб были уже надежно спрятаны в другой машине. Муж, жена и дочь втиснулись за нами, и снова мы двинулись в путь.
Женщина, указав на нашего нового водителя, мужчину лет шестидесяти, сказала:
– Не разговаривай с этим человеком, не говори, что ты американка.
Водитель производил впечатление вполне благопристойного человека, однако, вероятно, не был посвящен в суть операции.
Мы пересекли Тебриз и направились в сторону другого города. Мы видели ужасающие следы войны – разрушенные бомбами здания, изрешеченные осколками стены которых напоминали соты. Везде было много военных патрулей. Спустя какое-то время мы остановились в боковой улочке за голубым «пикапом», внутри которого сидели двое мужчин. Один из них вышел и медленно направился к нашей машине. Он поговорил о чем-то с водителем на незнакомом мне языке, который я приняла за турецкий. Затем вернулся в «пикап», и автомобиль уехал.
Наша машина последовала за ним, но вскоре мы потеряли его в уличном движении. Несколько минут мы кружили по городу. «Почему это так долго?» – нетерпеливо думала я. Была суббота, день, когда я должна была вместе с адвокатом встретиться с Муди. Как скоро до него дойдет, что его обманули? Когда его гнев достигнет такой степени, что он сообщит в полицию о моем побеге? А может быть, он уже сделал это?
Я подумала об Амале. Он так просил связаться с ним. Но это оказалось невозможным.
А что с Джо, Джоном и моими родителями в далеком Мичигане? Звонил ли Муди им? Возможно, они сообщили что-нибудь об отце? Что Муди мог им сказать? Волнуются ли они по-прежнему за нашу с Махтаб жизнь? Неужели мою семью в ближайшее время ждут три смерти?
«Поспешите, пожалуйста!» – хотелось мне кричать.
Наконец мы покинули город и направились на запад. Часы проходили в полнейшем молчании, которое было прервано единственным незначительным инцидентом.
– Не делай этого! – проворчал водитель, оглянувшись на Махтаб.
– Ты стучишь в его сиденье, – сказала я Махтаб и подтянула ее повыше.
Путешествие продолжалось. В полдень мы подъехали к заброшенному дому возле полевой дороги. Сразу же за нами остановился знакомый «пикап». Нам с Махтаб велели пересесть в него. Машина тронулась, и мы остались с двумя мужчинами.
Хмурое выражение лица одного вселяло тревогу.
Другой оказался более приветливым. Высокий и худощавый, в нем было что-то властное. Он улыбнулся мне и сказал по-персидски:
– Меня зовут Мосейн.
Мы проехали не более сотни метров и повернули на полевую дорогу, ведущую в маленькую деревню. В ней было лишь несколько разбросанных то здесь, то там домов. Несмотря на поземку, дети бегали без обуви, почти раздетые. Мы резко остановились, а водитель, подбежав к кирпичной стене, взобрался на нее, видимо, проверить, что за ней. Дорога была свободной. Кивком он велел подъехать. Мосейн проскользнул на место водителя и медленно подогнал машину. Мы въехали в железные Ворота, которые тотчас же захлопнулись за нами.