Пленница дождя

Знаменская Алина

Запах медикаментов перекрывал дыхание. Саша заглянула в ближайшую палату и отшатнулась — койки плотными рядами, женщины в цветных халатах, в глазах — тоска… Саше показалось, что сама болезнь, прищурившись, смотрит на нее. Настя сунула ей белый халат. Прошли дальше по коридору, заглядывая во все двери. Везде та же убогость, теснота, банки с едой на тумбочках, запах хлорки и дешевой столовой. И кругом к ним обращались лица, казавшиеся изможденными, с глазами, в которых плескалось что-то жадное, просящее. Словно девочки, пришедшие оттуда, с улицы, из другого мира, мира здоровых, могли дать этим людям что-то.

— Девушки, вы к кому? — строго окликнула

их медсестра из процедурной.

— Мы к Лидии Смирновой, — быстро проговорила Саша. — Ее в понедельник привезли.

— Это туда, — махнула медсестра в конец коридора. Там вдоль стены стояли железные койки. На них лежали больные. Приблизиться к тем, кому не хватило места в палатах, оказалось испытанием для девочек. Сашина мать была без сознания. Возле койки стоял штатив с капельницей. В вену оголенной руки поступало по прозрачной трубочке лекарство. Сейчас мать показалась Саше маленькой высохшей старушкой. Девушка почему-то сразу вспомнила Илью. Он, дурачок, томится, отвергнутый, и не может понять, что Лика, красавица Лика ни за что не допустит, чтобы он увидел эту страшную картину. Это превращение женщины в НЕЧТО. И как трудно дается матери отказ от Ильи, Саша тоже чувствовала очень остро и не понимала, как в таком тщедушном тельце может заключаться столько силы и столько страсти.

— Это безобразие! Таких больных держать в коридоре! — раздалось у Саши над ухом. На какое-то мгновение она и забыла, что рядом подруга. Настины глаза возмущенно сверкали. — Где тут дежурный врач?

Никто внимания не обратил на ее вопрос. Настя развернулась и решительно зашагала по коридору. Полы ее халата развевались как стяг. Она заглянула в ординаторскую. Медсестры жевали пирожки и хохотали.

— Где врач? — рявкнула Настя, но на ее голос даже не обернулись.

— Врач на обходе, — ответила чья-то спина.

Настя пролетела по коридору и поднялась на третий этаж. Еще не открыв дверь, она приостановилась, потрясенная. Площадка для посетителей на третьем этаже представляла собой чуть ли не оранжерею. Уголок экзотических растений в керамических кадках, аквариум с рыбками. Кресла. Она толкнула дверь и в злом предчувствии шагнула в коридор. Новейший дорогой линолеум, приглушенный свет, простор, тишина. Жалюзи на окнах, пальмы в кадках. Мимо проплыла предупредительная медсестра в синем:

— Девушка, вам помочь?

Настя потеряла дар речи — ну другая планета, и только!

— Если вы к врачу, то я провожу вас.

Сощурив глаза и еле сдерживая возмущение, рвущееся наружу, Настя прошагала за медсестрой.

— А что вы хотели, девушка? — без эмоций остудила ее пыл женщина-врач. — Сейчас везде так. Медицина у нас бесплатная, но те, у кого есть деньги, имеют право требовать отдельных условий. Конечно, на платном этаже и сервис другой…

— Люди умирают, а вы…

— Да, нам жалко. Нам всех жалко. Но это не нами придумано. Освободится место, мы вашу знакомую переместим в палату.

— Когда оно освободится? Там палаты переполнены, теснота, духота! А человек в таком состоянии. Неужели ничего нельзя сделать?

— Девушка, мы делаем все возможное, — устало отозвалась врач. — Но то, что вы требуете, в вашем случае невозможно. Хорошие условия сейчас хорошо оплачиваются. Вы должны это понимать.

— Мы найдем деньги, — вдруг, отвечая каким-то своим мыслям, заявила Настя. Докторша встала и подвинула посетительнице стул.

— Смирнова вам кем доводится? — голосом, мгновенно помягчевшим и исполнившимся участия, поинтересовалась докторша.

— Мать моей подруги. Скажите,

что можно для нее сделать? Я хочу, чтобы ее поместили в отдельную палату. Чтобы ей провели хорошее лечение. Самое лучшее. И все такое…

— Конечно, конечно! Мы сейчас это организуем. Болезнь ее очень серьезна и прогрессирует. Еще этот нервный срыв… Но мы проводим лечение, делаем все возможное.

Говоря это, докторша подвинула Насте лист с расценками. Настя, плохо соображая, глядела в цифры.

— Мы проведем двухнедельный курс лечения, — продолжала врач, что-то прикидывая на калькуляторе. — Это обойдется вам в следующую сумму.

Она подвинула Насте листок с цифрами. Настя набрала в легкие воздуха и выдохнула. Деньги, приберегаемые для репетиторши, как раз умещались в цифру, выведенную на бумажке.

Глава 7

Накануне экзамена Настя позвонила родителям. Ей и раньше приходилось врать — когда поздно возвращалась с дискотеки, когда в ее сумочке находили сигареты и когда доводилось прогуливать уроки. Но сегодня — особый случай. Она последний раз идет к репетиторше. С конвертом.

— Да, мам, у меня все хорошо. Нет, еще не ходила. Сейчас пойду.

Мать долго и подробно расспрашивала Настю о ее жизни и подготовке к экзаменам. Настя обычно без труда угадывала, что хотят услышать от нее родители, и отчекапивала без запинки. Сегодня на нее действовало все: бессонные ночи, предстоящее объяснение с репетиторшей и то, что неминуемо надвигалось на нее, — экзамен. Она поспешила свернуть свой разговор с мамой, быстро осведомилась о состоянии здоровья отца и, пообещав позвонить сразу после экзамена, повесила трубку. Глянула на левую ладонь и усмехнулась: пальцы-то побелели! По своей неизменной привычке Настя скрещивала пальцы свободной руки, когда приходилось врать. Размяв онемевшие пальцы, Настя вышла под дождь. Он сыпал сквозь солнце. От асфальта расходился запах пыли и лета, особый аромат летнего дождя, который витает только в больших городах. В их поселке дождь пахнет по-другому. Настя прыгнула в трамвай и, пока ехала знакомой дорогой, смотрела в окно — наблюдала за работой дождя. Он играючи мыл витрины. Как юнга — палубу, летний проказник-ливень надраивал асфальт тротуаров, заигрывая с листвой тополей. Грибной дождь не пугал людей. Мало кто запасся зонтом в такой солнечный с утра день. Люди весело прыгали через лужи, торопясь под навесы витрин, крыши прозрачных остановок, козырьки киосков. Прибитая пыль стекала с навесов и козырьков, делая краски особенно яркими. Город преображался, становясь нарядным, праздничным. Настя вдруг почувствовала, как сжимает горло желание плакать.

Она успела влюбиться в этот город. В медлительный трамвай, позванивающий на поворотах, в разноцветную толпу горожан, в огромные стекла витрин и пестроту киосков. Настя впервые отчетливо поняла, насколько сильно она хочет стать частью этого города, слиться с ним, стать своей!

Дождь за окном смеялся и плакал. И Настя плакала, повернувшись к дождю. Таяла, неумолимо таяла сказка о журналистке Насте, которой так охотно дают интервью первые лица губернии… Настя выскочила на нужной остановке и, прежде чем отправиться к знакомому подъезду постояла под дождем, чтобы смыть следы слез с лица. Когда волосы совершенно намокли и прилипли к щекам, она нашла глазами балкон репетиторши и вошла в подъезд. Пока она поднималась, у нее вдруг возникла крохотная надежда на чудо. Ну ведь репетиторша тоже человек. А может быть, она поймет Настю? Ведь всякое бывает в жизни…