Пленница дождя

Знаменская Алина

По следующему адресу Саше открыла ухоженная дама. Квартира, облагороженная евроремонтом, говорила сама за себя. Таких дам показывали в сериалах про новых русских. Саша поначалу решила, что ошиблась номером квартиры. Оказалось — нет. Правильно пришла.

— Вы, девушка, не ошиблись. Я и есть Лена Бах. Женщина картинно опустилась в глубокое кремовое кресло и выжидательно уставилась на гостью.

— Это надо же! Родные пенаты не забыли своих птенцов! Боже мой, и фотографии сохранились!

Пока дама щебетала и перебирала

фотографии, Саша разглядывала даму. Та была облачена в леопардовый халат до пят, шлепанцы, обшитые шелком. Длинные ногти ее выглядели неестественными, будто приклеенными. Но не будешь же дома ходить в наклеенных ногтях? Значит, настоящие. Никогда не скажешь, что эта леопардовая и та бесцветная — одноклассницы. Надо же!

Саше сама собой пришла мысль, что мать может оказаться любой. И как та бесцветная. И как эта — богатая и холеная. И ее нетерпение и ее интерес от этих мыслей только накалялись.

— Класс у нас был недружный, — сразу заявила дама. — Так себе класс. Староста — зубрила из зубрил. У нее мать завучем работала, ну и все учителя тянули ее за уши. Оценки завышали. Она вызубрит и шпарит слово в слово по учебнику. И сплошное «ну», «это». Мы иногда на спор считали, сколько раз она свое «ну» вставит.

Саше это было неинтересно. И она не долго думая ткнула пальцем в мать.

— А эта?

— Лика? Ну а эта — вообще. Об этой и говорить не стоит.

— Как не стоит? Она же у вас, кажется, председателем была.., этого.., совета?

От волнения Саша стала забывать слова. Дама расхохоталась Сашиной наивности в лицо.

— О, наше детство золотое! Галстуки, линейки, смотры строя и песни! Это в пятом классе. А в восьмом эта девочка уже ходила по рукам. А в свободное от основных занятий время окурки собирала, поскольку денег на сигареты не хватало. На тройки скатилась. Была отличницей, а пришлось после восьмого класса в ПТУ пойти — то ли на швею, то ли на парикмахера. С троечным аттестатом.

Если бы на Сашу вылили ведро воды, то, вероятно, она чувствовала бы себя примерно так же, как сейчас. Она съежилась, словно замерзла.

— Да, да, девушка, и в наше время это было. Девочки развлекались. Вы наверняка знаете, какой район у нас в городе называют Немытовкой. Так вот туда Лика со своей подругой Танькой каждый день моталась.., к мальчикам. Бабушке своей врала, что ездит во Дворец пионеров, в драмкружок.

— А мне… А я слышала, что она замужем была за военным, и вообще…

Саша хотела найти убийственные аргументы, чтобы уличить даму в чудовищной лжи. Видно же, что та просто завидовала Лике, которая нравилась мальчишкам. На эту Лену Бах наверняка никто не смотрел.

— Да, замуж ей выскочить удалось, ничего удивительного. В то время у нас все девчонки военных ловили. Почему-то думалось, что путь жены офицера усыпан розами. Ей всегда хотелось блистать, не прилагая к этому никаких усилий.

Саша

поднялась, чувствуя, что готова вцепиться в эту холеную сплетницу. Та поняла ее по-своему.

— Я понимаю, девушка, что вам это скучно. Такую историю в музей не поместишь. Сейчас я кофейку организую и мы с вами остановимся на более достойных.

— Нет! — Саша запихнула фотографии в сумку. — Мне некогда. Я и так задержалась уже…

Саша вылетела в подъезд, пулей промчалась по этажам — вниз, на улицу. В тот день она больше не ходила по адресам. Но это только в тот день.

— Где ты была? — мирно поинтересовалась бабушка, когда Саша, бросив пакет с фотографиями за диван, двинулась в свою комнату.

— Ходила к Юле переводить английский, — с мстительным чувством соврала Саша. Она не стала бросать в лицо бабушке обвинения и упреки. Она просто замкнулась. И плана тогда у нее еще никакого не было. А было только дикое стремление найти свою мать и задать ей один, столько лет мучивший ее вопрос.

Всегда, как только Саша задавала бабушке вопрос о матери, лицо той принимало каменное выражение. Не озарялось нежностью или грустью, а именно эта бесстрастная маска. И фразы доставались матери от бабушки сухие и короткие. Была отличницей. Слушалась старших. Всегда мыла за собой тарелки. Иногда Саша умудрялась-таки вставить каверзный вопросик.

— А что мама больше всего любила из еды? А какая ее любимая книга?

В этих случаях бабушка вечно уходила от ответов. Она тут же придумывала срочное дело себе или Саше, начинала ворчать или, что еще хуже, напускала на себя выражение холодности и отстраненности. Словно Саша в чем-то виновата. Или же, наоборот, обвиняет ее, бабушку.

А может, бабушка действительно виновата?

У Саши постепенно возникло несколько легенд. Легенда первая. Мать росла своенравной девочкой, не слушалась старших, и тогда бабушка рассорилась с ней и сказала, что больше не пустит на порог. А потом, когда родилась Саша, то бабушка, опасаясь, что и Саша вырастет такой же своенравной и непослушной, забрала у матери Сашу. А потом…

В легенде выходила грубая нестыковка. Ведь мать могла приехать и забрать Сашу. Или хотя бы писать ей письма. Но писем не было. Тогда возникла вторая легенда.

Мать пишет письма, а их кто-то перехватывает. Зачем? Это уже вопрос другой. А вот — как? Скорее всего это делает сама же бабушка. Саша стала караулить почтальона и перед своим пятнадцатилетием месяц не ходила в школу. Караулила письмо. Или открытку. Но ни письма, ни открытки она так и не дождалась.

Все остальные легенды годились только для детства. После шестнадцати Саша сама отмела их как ненужный сор. Она больше не хотела выдумывать. Она хотела знать правду.

Первая неудачная попытка — поход к одноклассникам матери — не остановила Сашу. Она предприняла вторую.