Пленница тирана
Шрифт:
Если бы жрецы в кумирнях Вайрука не рассказывали Таймару о Пирамиде Сата, то вероятнее всего, он и не признал бы в рассеченном на семь секций конусе святыню всех кругов. Князь пытался вспомнить встречался ли ему этот символ в Роглуаре. Но должен был признаться, что-либо не примечал его раньше, либо его народ настолько сер, что не ведает об устройстве мира почти ничего, в отличие от валамарцев, эксплуатирующих пирамиду по полной.
«Как так вышло, что ученые отца, поднявшие мир из руин войны, ничего не знали о мане, не использовали её силу и вообще оставались слепы к этой сокровищнице?» — размышлял князь, бредя вдоль жилых
О трепете перед священной долиной, который пытался возбудить в его сердце Огайра, Таймар и думать забыл, ведь он не понимал механизма распространения маны. Возбужденный столь грандиозными мыслями о будущности своей империи, князь мысленно перенёсся в новый дом. Но из грёз его буквально вытолкнули, словно бродячую собаку, пихнув локтем в бок. От такого неуважительного обращения Таймар даже опешил, и чуть было не влепил невеже по морде, но вовремя одумался, оглядевшись по сторонам.
Заплутав в кулуарах своих мечтаний, он очутился на площади полной народу. Люди всех сословий толпились у стен храма, откуда вальяжно выплывала процессия ряженных служителей. Таймар обратил внимание, что одеты сановники в такие же шальвары, что украл Галор, только накидки у них не синие, а лимонные, под цвет золота.
Отыскав взглядом скамью, князь растолкал зевак и, забравшись на неё, увидел, что служители неизвестного ему божества катят огромный чан, до краёв наполненный водой. Она плещется, вырываясь наружу и оставляя позади себя дорожку темных клякс.
Как только ряженные дотащили свою ношу до центра площади, вся толпа взялась за руки и принялась с воодушевлением тараторить что-то бессвязное, но очень ритмичное. Таймара поразила такая слаженность и общий восторг, с которым люди воспевали хвалу незримым Брогам. Ничего подобного в Роглуаре он не встречал, там жители испытывали лишь священный трепет и страх перед Высшими. Даже когда его армия шла на врага, запевая гимн Вату, — это не выглядело столь эпично и пафосно.
Князь заслушался и, в конце концов, усыпляющий ритм ввёл его в транс. Из последних сил он пытался не упасть, повиснув на фонаре и разглядывая, как ходит волнами вода в чане. Но вот молитва закончилась. Люди стали по очереди подходить к посудине и, зачерпывая в кувшины воду, мирно удаляться. Когда же площадь почти опустела, а Таймар уже не стоял, а сидел на скамье, пытаясь прийти в себя, к нему приблизился молодой парень, почти пацан с пустым кувшином.
— Вам плохо, мэй, — обратился он к князю, участливо заглядывая в глаза.
Никто в Роглуаре не посмел бы столь нагло пялиться на него. Таймар дернулся от этого пристального взгляда чужих, но отвратительно добродушных глаз.
— Нет, — проговорил он, приходя в себя, — просто Солнце напекло.
Он попытался натянуть подобие улыбки, но кривая гримаса лживого приветствия напугала парнишку.
— Похоже, вас сильно перегрело, — констатировал он. — Вы
— Да, — признался Таймар, — сильно выделяюсь из толпы?
— Не то слово! У нас в кожанке ходят только люди тяжелого физического труда, и то во время работы. К тому же ваше лицо… — незнакомец запнулся. — Оно такое необычное — колоритное, я бы даже сказал.
— Ты не первый, кто упрекает моё лицо в несовершенстве, — сыронизировал Таймар.
— Нет-нет, всё не так, — поспешил заверить незнакомец. — Ваши темно-зеленые, глубоко посаженные глаза, и нависающие, словно карнизы, надбровные дуги, делающие взгляд гордым и грозным, и широкие подвижные скулы, и даже шрам, чудом не повредивший глаз, делают облик настолько притягательным и в то же время страшным, что аж дух захватывает. Не сочтите меня назойливым, просто мой маэстро, у которого я в подмастерьях, бьется над фресками об эпохальной битве прошлых веков и никак не может передать облик грозного Вату. Я подумал, что вы могли бы заглянуть в его мастерскую и неплохо заработать, послужив образом воинственного героя наших сказаний.
От такого предложения Таймара чуть было не замутило от бешенства. Ему — принцу Дей-Айрака какой-то хлыщ предлагает подзаработать позёрством?! Даже в его родной империи писаки рисовали портреты его монаршего семейства по памяти, несмотря на то, что сами заказчики были заинтересованы в сходстве.
Но Таймар напомнил себе, что он не у себя дома. Более того, он в чужом круге и вероятнее всего вообще должен быть польщён тем, что его сравнивают с Богом войны (хотя если учесть историю его появления на свет — это и не мудрено).
— Много ли времени нужно твоему маэстро, чтобы сделать зарисовки? — спросил он.
— Думаю, за пару часов он управится с набросками, а дальнейшая работа…
— У меня есть час, — перебил парня Таймар. — и я попозирую твоему хозяину бесплатно, но у меня будет к нему просьба. Если он сможет её выполнить, сделка состоится.
То ли чрезмерно деловой тон, то ли небрежность, с которой Таймар обычно отдавал приказы, покоробили парня, но прежняя легкость и открытый теплый взгляд сменились напряженным молчанием. Парнишка даже сделал чуть заметный шаг в сторону, словно узрел, наконец, в брутальном незнакомце истинного воина, живущего по своим законам, часто противоречащим устоям мирного населения.
— Ну, что мнёшься, как невеста в брачную ночь? — улыбнувшись, спросил князь, старясь всем видом показать, что он не опасен.
— Как кто, простите? — запинаясь, проблеял пацан, делая ещё один шаг в сторону.
— Забудь, — отмахнулся князь. — Я приехал издалека, это верно, но семья моя не бедная, поэтому в подработке я не нуждаюсь. За сравнение с Вату спасибо, лестно. И все же я не намерен попусту тратить время на глупости. Не буду юлить и скажу сразу, меня интересует самоходная коляска, что сегодня утром стояла у храма Авадитты.
— А-а-а, вас привлекла вимана?
— Если так называется транспорт белого металла, в который помещается дюжина седоков, то да.
— Валадий, этот металл называется валадий. Самый дорогой сплав, который только можно повстречать в Валамаре. Что вы хотите знать об этом корабле?
— Все: как им управляют, его технические возможности, его цену.
— Дорогой гость, как, кстати, вас величают? — спохватился парнишка, вновь обретя уверенность в себе.
— Вату.
— А если честно?