Пленница закрытого клуба
Шрифт:
Не обращая внимания на мои дерганья, Борис Львович стал щупать ягодицы и внутренние стороны бедер. Потом он принялся ерзать пальцами по расширителю. От чужеродного инструмента в вагине напряглись мышцы, и к желудку подкатили спазмы.
– Маргарита, а может, все-таки, расширитель слишком велик? – обратился доктор к Чесноковой, значит ее Маргарита зовут, запомню.
Он совершенно не соизволил прекратить свое копание во мне, несмотря на высказанное предположение, заталкивая предмет поглубже. Мое тело напряглось, и я громко
– Ладно. Все хорошо, – заключил врач. – Ты вполне готова выдержать лечение в нашем пансионате, есть надежда.
От наступившего облегчения после вынутого из меня расширителя тело покрылась испариной, капли скапливались в каждой ямке на животе. Я обалдела, увидев как Борис Львович мастурбирует, сжимая в кулаке свой возбужденный член.
Отвернулась от этого отвратительного зрелища. Где-то в глубине души зажглась слабая надежда, а может он снимет возбуждение и все… На этом кошмар закончится?
Но нет. Я ощутила, как он снял распорку между ног и положил руку мне на ляжку. Потом в вагину уперлась головка его пениса, и он медленно стал проталкивать ее в глубину влагалища.
– Что вы делаете?! Нет! Не надо, – я в панике прокричала связное предложение и осеклась. Как же так? Столько вытерпеть и сорваться. Но произнесенного нельзя вернуть назад. Может его угрозы были шуткой, он такой милый, совсем не похож на маньяка.
Борис Львович трахал меня, беспощадно тараня шейку матки, и это не доставляло мне никакого удовольствия. Более того, каждый толчок его члена во мне, вызывал ответную адскую боль.
Врач на несколько секунд задержал пенис в глубинах моей вагины, чтобы снять зажимы с соска. Я почувствовала великолепное облегчение, близкое наслаждению и одновременно из влагалища исходила ужасная боль от продолжившегося после перерыва траха.
Доктор вцепился в мои груди и потянул на себя. Я даже подумала, что он оторвет их совсем и завизжала от нестерпимой боли. Фрикции участились, амплитуда их увеличилась и наконец, Борис Львович зарычал и замер.
Мне казалось, что прошел целый век, пока он не вытянул из меня член и не вытер его о мой живот. Стряхнул еще пару капель спермы выступивших из пениса на пол, вытер вспотевший лоб.
– Я предупреждал тебя, девочка. Что, разве трудно было запомнить простое правило? Говорить только когда разрешено, молчать и внимательно слушать. Все. Неужели не ясно? – выдал тираду врач, натягивая штаны.
– Да, Борис, ты красавец. Классически ты ее отбарабанил, я даже засмотрелась. Только титьки можно было пожалеть, подпортил фактуру, – похвалила Чеснокова, Борис улыбнулся. – Эй, следующие!
В смотровой кабинет вошли два мужика с пенисами в полной боевой готовности, которые они лениво мастурбировали. Я начала безрезультатно дергаться в жестких путах
– Я не хочу! Прекратите! – выкрикнула я не в силах больше смотреть
– Погодите ребята, – вмешался Борис Львович и вставил мне в рот кляп, а на втором здоровом соске поставил зажимы. – Я устал предупреждать тебя, получи наказание, глупая девчонка.
Один из мужчин встал позади меня и возмущенно уставился в промежность.
– Что за фокусы! Я планировал опробовать свежую попку! – вскричал он.
– Нет. Нельзя! Пока нельзя. Что, мало дырок? – остановил его возмущение Борис.
Поставив обратно распорку между ног, мужчины оттрахали меня по очереди, и потом волоком оттащили совершенно обессиленную, испачканную спермой, в мою камеру.
Я лежала в камере и снова переживала ощущения пережитые мной. Промежность жила своей отдельной жизнью, вздрагивала и периодически сокращалась, словно вздыхала.
Меня наказали, осталось только понять “за что”? Я точно не совершала никаких деяний, требующих столь сурового наказания. Надо как следует подумать, какую я допустила ошибку.
В тесном помещении кроме меня был еще кто-то. Я чувствовала его или ее присутствие. Но умом я понимала, что этого никак не может быть, я заходила в совершенно пустое помещение.
– Кто здесь? – выкрикнула я.
– Я тут… – прозвучал ответ еле слышным шепотом, похожим на колебания воздуха от дуновений ветра.
Подошла на трясущихся ногах в угол камеры и уткнулась в прутья решетки, прижалась к ним ухом.
– Тихо. Не говори нам ничего. Нам тоже нельзя пока говорить с тобой. Прошу, делай все в точности, как указывают. Тогда все пойдет благополучно.
– Вы… – на мой так и незаданный вопрос зашипели, обозначая просьбу соблюдать тишину.
Я ухватилась в холодную сталь решетки.
– Почему меня похитили, лишили свободы, надругались?
– Тишшше, не шшшуми, – мне показалось, что со мной разговаривают как минимум пять, шесть человек.
– Я прошу вас, – но моя мольба осталась без ответа и послушав еще немного тишину, я вернулась на свою койку.
Голоса снова начали шуршать за стеной, я слышала их перешептывание, сначала еле слышное, но по мере разгорания спора звук стал громче. Но со мной больше никто не хотел разговаривать.
Оперев спину о стену камеры, я вернулась к своим размышлениям о последних событиях, свалившихся мне на голову. Посмотрела на неаккуратно брошенную на постель новую майку и решила одеть ее.
Стало уютнее, но тревога и страх перед неизвестностью не отпустили меня, хотелось заплакать. Хотя, что может быть страшнее многократного группового насилия совершенного в отношении меня?
Еще одно изнасилование. Одним больше, одним меньше, меня теперь это не сильно пугало. Я жутко боялась чего-то нового, до чего просто не могла додуматься в силу своей некомпетентности в этих вопросах, но то, что впереди меня ждет что-то ужасное не вызывало сомнения.