Пленница
Шрифт:
— О чем-нибудь думаешь?
— Ни о чем.
— Тамара, девочка, так не бывает! Человек всегда о чем-нибудь думает.
«А я вот не думаю ни о чем! Рассматриваю трещинки в потолке… Не называй меня, пожалуйста, девочкой, старичок»…
— Ты хорошо засыпаешь, Тамара?
— Не очень.
— А что тебе снится?
— Не помню.
— Так уж не помнишь? Ничего-ничего?
— …….
— Какие у тебя отношения с тетей? Вы с ней много общаетесь?
Дядюшкина жена, массивная и мужеподобная, внешне (и не только) сильно напоминала
— Если вы о Светлане Петровне, то она мне не тетя. И мы с ней почти не общаемся.
— Я-а-асно. А с дядей?
— Он много работает. Уходит рано, приходит поздно.
— Он деловой человек?
— Чересчур деловой. Он ни разу не смог найти для меня ни одной свободной минуты.
— …Светлана Петровна, здесь два рецепта. Это всего лишь легкий транквилизатор и антидепрессант. А девочке лучше сменить обстановку. И чем скорее, тем лучше… В деревню? Через неделю, как закончите с оформлением опекунства? Отлично!
Несколько женщин с холодными лицами и в строгих костюмах в небольшом зале размером с классную комнату и с рядами деревянных сидений, как в кинотеатре:
— …И, наконец, Тамарочка, последний вопрос. Самый важный. Итак, девочка…
«Не называй меня девочкой, стерва!»
— Ответь нам, пожалуйста, ты согласна, чтобы дядя Игнат и тетя Света заменили тебе погибших папу и маму? Чтобы занимались твоим воспитанием, пока тебе не исполнится шестнадцать? Чтобы осуществляли контроль над всеми твоими денежными средствами и имуществом с того момента, как ты вступишь в права наследования и до дня твоего совершеннолетия? Чтобы…
«Нет, не согласна! Лучше в интернат!»
— Да, я согласна.
— Громче, Тамара. Ты шепчешь себе под нос так, что при всем желании тебя не расслышать. Повтори, пожалуйста, еще раз. Громко и четко.
— Да, я согласна.
Как же хотелось ответить иначе! Но рядом пыхтела Светлана Петровна. Она была сильнее!
Дядюшка, сменивший сегодня свои мешковатые слаксы на черные брюки и зеленый двубортный пиджак, подошел к столу, за которым расположилась комиссия, и принялся подписывать какие-то бумаги.
Домоправительница положила горячую ладонь Тамаре на плечико, прошептала:
— Молодец. На все вопросы ты ответила правильно.
— Что, довольны? Надеюсь, теперь вы покажете мне, где могила родителей?
— Хорошо, девочка. Завтра утром поедем на кладбище.
«Наконец-то! Не прошло и полгода. Мама, папа, как вы?..
…И сколько раз тебе повторять: не называй меня девочкой, сука! »
Глава 3
НЕ ХОДИТЕ, ДЕВКИ, В БАНЮ
В соседнем купе плацкартного
Уснуть никак не получалось, и Тамара ворочалась на верхней полке, вслушивалась в разносившиеся по вагону пьяные голоса, а когда рассвело, перевернулась на живот и принялась смотреть в окно, за которым, сменяя друг друга, тянулись поля, окантованные по линии горизонта синей полосочкой леса, и заболоченные непроходимые заросли ивняка. Поезд подолгу застревал на любой мало-мальски значимой станции, и тогда скучный ландшафт за окном сменяли огороженные разноцветными палисадами избы, разбитые улочки и низкий перрон, по которому иногда стремительно проносились полуночники-пассажиры. Потом состав, скрипнув рессорами, мягко трогался с места, павильончик вокзала уплывал назад, и на сцену вновь заступали поля и густые кусты.
Наконец поезд дотащился до большой узловой станции Неболчи. Проводница опустила крутую лесенку, и Тамара первой среди нескольких пассажиров спустилась из тамбура в промозглое дождливое утро. Зябко поежившись, она поставила на мокрый асфальт перрона дряхлую дорожную сумку с продуктами. Светлана Петровна нахмурилась.
— Куда в самую лужу?
— Вовсе не в лужу. А сумка тяжелая, — пробормотала Тамара и, наклонившись, снова взялась за обмотанные изолентой ручки.
— Ладно, оставь. Все равно перемазала. Потом вымоешь.
— Хорошо.
Ничего хорошего: сильный, намеренный затянуться надолго, дождь; пузыри на лужах; струйки воды, стекающие за шиворот. Холодно, брр…
— До деревни от станции три километра, — сообщила накануне толстуха, — но я отправила телеграмму, и нас будет встречать мой отец.
— Как мне к нему обращаться?
— Петр Тимофеевич. А маму зовут Анна Ивановна.
Тут фрекен Бок, радостно квакнув, устремилась навстречу седому, не уступавшему ей ни в росте, ни в весе мужчине в длинном, потемневшем от влаги, дождевике. Тот крепко обнял ее и начал похлопывать по широкой спине. В противовес холодной, как рыба, и неприветливой дочери отец толстухи всем видом излучал доброжелательность.
— Здравствуй. — Он наклонился к Тамаре и коснулся ее лба густыми, пропахшими никотином усами. — Как добрались?
— Спасибо, нормально.
— И хорошо. Сейчас прокачу вас на лошади, и мы дома. Не доводилось ездить в телеге?
— Не доводилось.
— Вот теперь и восполним этот пробел. Давай сюда сумку. О, Боже! Какая тяжелая! Там кирпичи?
— Нет, продукты, — улыбнулась Тамара. Толстухин отец понравился ей с первого взгляда. Светлана Петровна явно удалась не в него. Значит, в свою мать, Анну Ивановну? Интересно, и какая она, эта Анна Ивановна? Такая же мутная?