Пленница
Шрифт:
Поэтому, взяв с неё обещание, что она сохранит всё в тайне, я поведала Фелисити обо всём.
Она выслушала меня недоверчиво.
— Я думала, что твоё пребывание в серале не более чем фантазия, — сказала она затем, — но теперь…
— Людей и раньше продавали в гаремы, — возразила я. — Такое произошло с Николь. Правда, надо сказать, что такие события происходят не так часто, и обыденным явлением это не назовёшь.
— Но этот Саймон… он что, на самом деле Саймон Пэрриваль?
—
— Довольно смутно. В своё время оно вызвало буквально бурю в обществе, не так ли? Но затем как-то вдруг совершенно исчезло из новостей. А ты, значит, абсолютно уверена в его невиновности?
— Да, уверена. Если бы ты, Фелисити… если бы ты знала, что это за человек!
— И вы были одни на этом острове…
— С нами был Лукас… но он не мог ходить. Ему пришлось просто лежать в лодке и следить, не появится ли какой-нибудь парус в море.
— Чертовски похоже на историю Робинзона Крузо.
— Ну, положим, все, кто пережил кораблекрушение и оказался на острове, в чём-то похожи на него.
— И ты… влюбилась в этого… Саймона!
— Между нами возникла сильная… привязанность.
— Вы поделились своими чувствами друг с другом?
Я отрицательно покачала головой.
— Нет… мы не говорили об этом. Надо было побывать там, чтобы всё понять. Все наши помыслы были направлены на то, чтобы выжить в тех условиях. Когда мы оказались на острове, то решили, что обречены. Ведь не было в достатке ни еды, ни питья… а потом нас подобрали, но не было возможности поговорить друг с другом.
— Он расстался с тобой в посольстве, после чего ты вернулась домой, а он продолжает находиться где-то там.
— Если бы он вернулся тогда, его бы немедленно арестовали.
— Да, конечно. И Лукас тоже во всём участвовал… в определённой степени.
Я кивнула.
— Лукас всегда нравился мне, — задумчиво проговорила Фелисити. — А когда он вернулся, на него больно было смотреть. Его всегда переполняла жизнь. Джеймсу он тоже очень нравился. Джеймс говорил, что у Лукаса есть вкус к жизни. Думаю, он любит тебя, Розетта.
— Да, я знаю.
— Он не просил тебя выйти за него замуж?
— Просил, но как-то не очень серьёзно… Я бы даже сказала, слишком легкомысленно.
— Думаю, он может напускать на себя легкомыслие, чтобы скрыть свои самые потаённые мысли и чувства. Ты могла бы многое сделать для него сейчас, да и он, наверное, для тебя тоже. Да, я знаю, ты думаешь, будто не нуждаешься в нём, хотя он нуждается в тебе, но ты ошибаешься: он нужен тебе. Всё, через что вы прошли вместе… Ну ладно, дорогая моя, конечно, ты не смогла бы пережить всё то, что было, и остаться прежней.
— Нет, не смогла бы.
— Лукас был с тобой вместе тогда. Он многое
— Это началось раньше, когда он мыл палубу.
— Да, я знаю. Ты ведь рассказывала не об этом. И теперь ты посвятила свою жизнь тому, чтобы доказать его невиновность.
— Я должна это сделать, Фелисити.
— Если бы он вернулся… если бы ты увидела его рядом с Лукасом, тогда ты могла бы всё решить. Лукас по-настоящему чудесный человек.
— Знаю, Фелисити. Я уже поняла это. Перенести такую операцию, когда были опасения, что он может не выдержать её… Я поняла, как много значит для меня его дружба. Знаешь, я призналась ему, что пытаюсь сделать, и он решил помочь мне. Он послал Дика Дювейна на поиски Саймона. Если ему повезёт, он собирался вернуть его домой… Лукас рассчитывал, что, может быть, удастся освободить Саймона за выкуп, как и его самого в своё время. Но так он думал ещё до того, как узнал, что Саймон не может вернуться.
— А ты, разумеется, никогда не успокоишься, если не увидишься с ним вновь. Его образ будет преследовать тебя всю жизнь. Ты постоянно терзалась бы воспоминаниями… и, вполне возможно, придумала бы для себя то, чего в действительности никогда не было.
— Он не может вернуться домой до тех пор, пока не будет доказана его невиновность.
— Но, находясь вдалеке от дома, как он надеется осуществить этот замысел?
— А как он смог бы это доказать, если бы находился в тюрьме в ожидании казни?
— Следовательно, это ты должна найти нужные доказательства.
— Я хочу это сделать. И ни за что не оставлю своих попыток добиться этого.
— Понимаю. Я помню, каким упрямством ты отличалась раньше. — Она рассмеялась. — Кто-то назвал бы это решительностью.
Мы продолжали говорить обо мне. Полагаю, мы снова и снова возвращались всё к той же теме, но Фелисити заявила, что ей это необходимо для того, чтобы составить точную картину тех событий. И это было характерно для неё — целиком вникнуть в мои дела.
— Было бы ещё интересно выяснить, почему сэр Эдвард ввёл его в свою семью, — сказала Фелисити.
— Очевидно, для того, чтобы подтвердить права Саймона как своего сына.
— Звучит убедительно.
— Но странность заключается в том, что сэр Эдвард был строгих правил и придерживался норм традиционной морали.
— Но и те правила имели свои исключения.
— То же самое говорит и Лукас. Но из того, что я слышала о самом сэре Эдварде, можно заключить, что он-то как раз был особенно непреклонен в отношении тех, кто нарушал нормы морали подобным образом.