Пленница
Шрифт:
— Что же вы делаете с ними?
— Подкидышей в семьи раздаю. Есть у меня на востоке лесачи. Живут в дебрях, набегов не боятся. Я им из казны за каждого такого мотылька приплачиваю, они и растят. Да только мрут ребята сильно. То молока у них не хватает, то с голодухи отраву какую в лесу сожрут. Кто вырастает, в пехоту забираю. Или в прислугу отдаю.
— Скажи, князь, — предложил правитель, — а если за каждого принесенного ребенка я выкуп платить стану. Солью. Перестанут люди младенцев по болотам топить?
— Зачем выкупать? — северянин
Князь потянулся к бюро, приподнял колокольчик и тихонько его встряхнул. Послышался нежный, низкий, бархатистый звон. Почти сразу приоткрылась дверь.
— Сенешаля сюда, — распорядился северянин.
Дверь закрылась.
— Вот только среди Приозерья, помнится, тоже слухи бродили, — откинулся в кресле хозяин замка. Будто вы в своей пустыне пауков людьми кормите.
— Но ведь не детьми? — как можно искреннее улыбнулся Найл.
— Дети, не дети, — покрутил рукою князь. — Да, пожалуй, барана вырастить проще.
Дверь приоткрылась:
— Вы звали меня, господин?
— Сколько у нас казенных детей на воспитании?
— Сто пятьдесят золотых, — вошел в кабинет невероятно похожий на Стиига старец. Больше пятисот получается.
— У лесачей? — удивился князь.
— Вместе с презренными, господин.
— А нормальных?
— Каждый третий, получается. Полтораста.
— Ну? — повернулся князь к Найлу.
— Это хорошо, — тщательно скрывая восторг, ответил Посланник, — но мне все равно трудно жить, сознавая, как много крохотных, беспомощных существ, умирает… — Подожди за дверью, — кивнул хозяин сенешалю, дождался, пока тот выскользнет, и поинтересовался: — Ты отказываешься от моего подарка?
— Нет, князь.
— Значит, ты хочешь увезти отсюда полторы сотни моих детей, да еще вдвое больше выкупить за деньги?
— Я готов забрать у вас столько детей, сколько смогу найти, — признался Посланник Богини.
— Куда тебе эта орава?
— Когда я представляю, как этот маленький живой комочек, который целиком и полностью зависит от материнского тепла, от родительской любви, тянет свои ручонки, и натыкается на жвалы жужелицы или пасть стрекозы…
— Тц-тц-тц, — защелкал языком князь, покачивая головой.
Найл замолк.
— Ты обманываешь меня, Посланник Богини, — констатировал северянин. Что ж, среди правителей это обычное дело. Однако для тех, которые «тянут ручонки» выкуп может и — вправду значить куда больше нашей с тобой честности. Поэтому будем считать, что я тебе поверил.
Князь взялся за колокольчик:
— Кост, отдашь приказ вернуть детей от лесачей и передашь их моему гостю. Проведешь правителя по местам призрения и отдашь ему всех казенных людей, которых он выберет. Возвестишь во всех селениях и развесишь объявления о том, что отныне любой может принести подкидыша, найденного где бы то ни было, или своего ребенка и сдать его за плату…
— Куда? — переспросил сенешаль.
— Да, это вопрос, — потер князь
— Месяц назад взят в казну двухэтажный дом торговца Сороса на Кривуле. Пострел молодой на его вдове женился, а потом поганками накормил. Ну, мы его три дня как самого лошадям отдали.
— Хорошо, укажешь его адрес, а дом перепишешь на Посланника Богини.
— Во сколько прикажете оценить? — намекнул сенешаль.
— Ценить не будем! Мой друг, Посланник Богини, выделит хороший дом для нашего посольства в своей столице. Раз уж он у нас обосноваться решил, так и мы к нему руку дружбы протянем. А теперь, — князь поднялся с кресла, — пора нам в парадный костюм облачаться. На сегодня у нас малый прием назначен. Без пауков. Сам понимаешь, друг, когда твои мысли никто не читает, чувствуешь себя легче, раскованней. Можно и вина выпить, и с чужой женой о погоде поговорить. А большой прием назначим завтра. Это уже для всех.
Найл ничуть не удивился, когда за полчаса до малого приема к нему в покои постучал Закий:
— Вы готовы, Посланник Богини?
— Судя по тебе — нет.
Рыцарь успел еще раз переодеться. На этот раз на нем было бархатное платье до пят, прихваченное на талии тонким, но длинным ремешком, обмотанным вокруг тела много, много раз. Голова тонула в белом стоячем воротнике до самого подбородка, от плеча до плеча тянулась широкая плетеная золотая цепь, на которой висел округлый медальон с гербом — пауком с человеческой головой.
— Этикет? — соболезнующе спросил Найл.
— Этикет, — согласился рыцарь. А еще у меня кираса одета. И меч вдоль левого бедра.
— Хорошие у вас приемы, — рассмеялся Найл.
— Это только сейчас все при оружии, — оправдался Закий. — С баронами хоть и перемирие, а мира все одно нет. Они боятся в ловушку попасть, мы их нападения опасаемся. Вот и ходим все, как на ножах.
— Понятно, — кивнул правитель.
— Вам в доспехах явиться можно, — объяснил рыцарь, — вы только что из похода. Копья с собой не берите, не принято. Да и неудобно. Шлемы тоже на балу не приняты. И еще… — Закий замялся. Если ваши амазонки захотят кого-нибудь… обидеть. Пусть постараются не делать этого сами… Пусть своим товарищам скажут, или моим всадникам. У нас не принято, чтобы женщины мужчин… М-м-м… Следы побоев оставляли.
— Вот тут, Закий, ты меня извини, — покачал головой Найл. — Мои девочки сперва наносят следы побоев, а уж потом решают, нужно ли обращаться за помощью.
— А в общем, — пожал плечами рыцарь Синего флага, — женщин обижать тоже нехорошо.
— Правильно!
Длинными полутемными коридорами Закий довел братьев до высоких двустворчатых дверей.
— Первыми входят воины, — предупредил он, — раздвигаются в стороны. Следом Посланник Богини. Не перепутайте ребята, засмеют.
Створки торжественно раздвинулись, на братьев упал луч яркого, почти солнечного света.