Пленник королевы фей
Шрифт:
Тем временем истыканную стрелами и копьями вторую самку вынудили прижаться к обрыву, и волшебница, встав перед нею, начала читать новое заклинание. Самка долго сопротивлялась, ревела, мотала головой, делала ложные выпады, но в конце концов магия взяла над нею верх, и она растянулась на камнях.
— Твой черед, мой повелитель, — негромкий голос Мэбилон вернул Роланда к действительности.
— Что?
— Прими сей меч и тварь срази, как и достойно короля, — королева протягивала ему на ладонях длинный узкий меч. Слегка изогнутая рукоять напоминала побег дерева, лезвие чем-то походило на лист — даже разводы на металле были точь-в-точь как прожилки.
— Я?
— Только
Собственно, в этом не было ничего удивительного или невероятного. Ему и раньше приходилось участвовать в охоте на крупного зверя — оленей, кабанов. И всегда последний удар доставался самому знатному из собравшихся. А в прежние времена это вовсе была привилегия королей. Роланд спешился, взял меч.
Все смотрели на него. Даже скованная чарами самка. Выпуклый глаз, с мутно-зеленой радужкой, чем-то напоминающий глаз змеи, смотрел в упор. Она не скалила зубы, как дикий зверь, лишь выдвигала нижнюю челюсть. Было жутко терпеть этот взгляд. Он пригибал к земле, будил странные чувства и желания. Убить… заколоть… тех, кто стоит рядом… Ведь это они во всем виноваты!.. Это из-за них его жизнь сложилась именно так… Ему же не хочется быть тут. Его место в другом мире. И главной виновницей была она — та женщина, что взглядом толкает вперед. Убить ее — и он будет свободен! Убить… заколоть… Освободиться. Не об этом ли он думал, когда пускался в путь? Вот отличный повод взять, наконец, судьбу в свои руки…
Пальцы вспотели на рукояти, которая внезапно так нагрелась, что желание бросить стало нестерпимым. Шанс был только один. Роланд медленно оглянулся, прищурив глаза, оценивая расстояние до замершей в седле королевы — успеет ли добросить или лучше подбежать…
Их взгляды встретились.
Нет!
И Роланд очнулся.
Его словно ударили по лицу, плеснули холодной водой. Откуда эти мысли про убийство? От кого они пришли? Ведь не от…
Мужчина оглянулся на самку фирболга — и его снова повело куда-то. Снова разум затопила ярость — он упустил свой шанс, поддался слабости, дрогнул, и теперь обречен на смерть…
Ты умрешь!
Чары! Ну, конечно! Она управляет им. Эти существа… разумны?
Файрра смотрела ему в лицо взором уставшей измученной женщины. В ее глубоко посаженных глазах действительно светился разум, но этот разум был разумом врага. Роланд поудобнее перехватил меч. Задержал дыхание. Зажмурился.
Пожалеешь!
Чужой голос сорвался в сознание, ломая преграды. Мужчина покачнулся, чувствуя, что его захлестывает, словно волной, чьей-то посторонней волей. Он был бессилен против колдовства, послушное орудие в чужих руках. И избавиться можно было лишь одним способом — сделать то, на что он сейчас не был способен.
«Но ты можешь!»
А это кто? Еще одна женщина. Голос знаком, но где он слышал его раньше?
«Ты это сможешь! Я верю в тебя! Роланд! Роланд! Роланд!»
Отчаянный крик издалека, из тумана чужого сна. Вопль души, рвущейся откуда-то из мрака. Больно. Ужасно больно в груди. Есть только один выход — вскрыть грудь, вынуть сердце, разбить…
И он ударил.
Меч встретил сопротивление кости, рука от неожиданности дрогнула, и он пошел вбок, проникая внутрь, разрезая кожу, мышцы, доставая до внутренностей. Слитный вопль-рев-крик десятков глоток обрушился,
То есть, должна была хлестать кровь. Решившись открыть глаза, Роланд с некоторым изумлением уставился на свои ладони. Слегка вспотевшие от напряжения, но чистые. А кровь…
Она хлестала из глазницы файрры, в которой, уйдя до половины, торчал меч. Острие, наверное, пронзило мозг, и чудовищная самка была мертва, а с ее смертью стих и тот голос в его мозгу.
К нему подлетела Мэбилон, повисла на шее, радостно целуя:
— Ты это сделал, мой король! Убил! Я верила в тебя! Как я молилась! Как желала… Ты прекрасен! Ты великолепен!
Руки машинально обняли стан королевы, но от ее близости боль в груди не стала слабее. А это могло означать лишь одно — его звала другая женщина. Но разве такое возможно? Есть только одна, чей голос мог прозвучать в душе, но как это могло случиться? Ведь королева утверждала, что ее больше нет?
Вокруг все ликовали. Цепляя крючьями, оттаскивали туши поверженных фирболгов в сторону, где несколько рыцарей во главе с Саттах Грозной уже начали их разделывать. Чуть пошатываясь, к королю и королеве подошла волшебница. Она была бледна, глаза на лице казались огромными, а зрачки расширились так, что не было видно радужки.
— Это была прекрасная охота, великолепная Иковелль, — сказала ей королева. — Ты превзошла…
Но та, которую только что назвали Иковелль, вдруг покачнулась и гортанно вскрикнула:
— Нет! Нет! Я… о, мать Дану!
Ее последние слова перекрыл низкий горловой звук. В нем причудливо слились рев разгневанного зверя — и мычание быка. Стон боли — и боевой клич. Охотники обернулись — и со всех сторон послышались испуганные крики женщин.
Роланд посмотрел в ту же сторону и оцепенел. Ликуя и готовясь праздновать победу, они упустили из вида еще одного фирболга. И сейчас он медленно проявлялся, направляясь к ним.
Он был еще больше похож на быка — во всяком случае, шел на четырех ногах и клонил к земле рогатую голову, как будто собирался бодаться. С первого взгляда казалось, что у него три головы — две поменьше торчали на толстой шее справа и слева, но в отличие от той, главной, у них были плотно закрыты глаза и рты. Самец шел мстить за свою семью.
— Бей тварь!
Крик Саттах Грозной вывел всех из оцепенения. Воительница молниеносно вскинула лук, и три стрелы одна за другой ударили в голову фирболга и тут же отскочили, лишь поцарапав его череп. Еще несколько лучников присоединились к ней. Ливень стрел обрушился на чудовищного самца, но лишь несколько застряли в густой шерсти на головах и шее, не причинив особого вреда.
Собаки бросились наперерез — и двоих он схватил еще на бегу, сдавил, ударил о камни, ломая хребты, и швырнул останки псов прямо на охотников. Еще нескольких просто отшвырнул в стороны, причем три так и остались валяться на камнях, еще две, скуля, поползли прочь, волоча задние лапы, а еще одна взлетела в воздух так высоко и далеко, что сорвалась с отрыва — и только отчаянный визг напомнил о ней.
— Останови его! — шепнула Мэбилон.
Иковелль вздохнула:
— Я устала, но…
Рука волшебницы опять коснулась мешочка. Миг — и белый порошок очертил круг, а сама Иковелль запела, протягивая к фирболгу руки. Пальцы ее заискрились, ногти загорелись янтарным блеском.