Пленник волчьей стаи
Шрифт:
Поднялся он на рассвете и сразу принялся подпрыгивать, размахивая руками, стараясь побыстрее согреться.
Волки, с обросшими инеем мордами и загривками, сбились в кучу и с любопытством смотрели на Человека. Но вот Вожак отошел в сторону и стал куда-то вглядываться. То ли он смотрел на вершины сопок, то ли изучал распадок — Атувье не понял. Затем Вожак подошел к стае и обнюхался с каждым собратом. К Атувье приблизились Хмурый и старшая волчица. Звери встали по бокам, оскалились. Атувье понял: он привязал лапки-снегоступы, поправил чаут, всем своим видом
Первым пошел Вожак, следом — белая волчица, за ней — молодые. Атувье взял остатки головы оленя (он хорошо помозговал вчера), перекинул ношу через плечо и двинулся вперед рядом со следами волков. За ним тронулись Хмурый с волчицей. «Я тоже волк… я тоже волк…» — стал мысленно убеждать себя пленник волчьей стаи. Так было легче идти.
Едва солнце село за белые островерхие скалы, как ночь тут же поставила свою звездную ярангу… И снова наступило утро. Новое утро новой жизни молодого пастуха Атувье. Стая двинулась дальше.
Атувье знал, что они идут по берегу одного из многих притоков Апуки, спрятанного сейчас подо льдом и сугробами. По звездам определил, что Вожак ведет стаю на юго-запад. Зачем? Ведь там в горах нет стойбищ, нет кочевий. Впрочем, может быть, и есть — так далеко в ту сторону он не ходил. Но знал, что если так идти долго, то можно выйти на берег Охотского моря во владения ламутов. Атувье слышал, что у них, у ламутов, большие табуны, крепкие олешки. Замкнутые, малообщительные ламуты слыли умелыми пастухами. Однако путь до их владений ох какой долгий! Неужели Вожак ведет стаю туда? Атувье захотелось пить. Сейчас бы почаевать. Э-э, какая чаевка с волками… И где взять чай, котел? Подумав о чае, юноша словно на крыльях перелетел в походную ярангу и даже остановился, от досады, представив, как сидят сейчас возле очага пастухи, чаюют после еды, курят, говорят о его таинственном исчезновении. «Чаю, чаю!» — просило все его нутро.
А Вожак уводил стаю дальше, в глубину гор.
Ходьба на морозе быстро выжигает силы. А у пленника за спиной висел груз — половина замерзшей головы оленя. Вскоре Атувье почувствовал, как желудок запросил мяса. «Я не пойду дальше, пока не помозгую», — решил он и остановился. Остановились и его охранники.
— Я хочу есть. Я хочу мозговать, — сказал Атувье, сбросив на снег ношу.
Хмурый недовольно зарычал. Вожак, шедший впереди, остановился, потом подбежал к пленнику.
— Вожак, я хочу есть, — тихо сказал Атувье.
Вожак милостиво разрешил. Разрешил он довольно неожиданно: дружелюбно оскалился, словно улыбнулся Человеку, и легонько вильнул кончиком хвоста.
Атувье выхватил нож и принялся разрубать замерзшую голову оленя, положив ее на камень.
Увидев в руке пленника нож, волки переглянулись и улеглись неподалеку, образовав нечто вроде живого кольца возле обладателя страшного клыка. Но Атувье не видел этого маневра, он был поглощен рубкой. Наконец ему удалось располовинить остаток промерзшей головы, и он с жадностью принялся выедать замерзший мозг. Волки, неотрывно смотревшие на него, даже задрожали от желания вырвать добычу
Силы постепенно возвращались к Атувье.
Вожак будто ждал окончания трапезы Человека. Он глазами что-то сказал волкам и первым полез по склону сопки. Стая с пленником последовала за ним.
Волки не торопились, явно подстраиваясь под шаги Человека. Миновав вершину пологой невысокой сопки, Вожак остановился. Его тотчас обступили собратья. Атувье готов был снова поклясться чем угодно, что Вожак держал со стаей совет. Низким горловым хрипением, взглядами Вожак делал неведомые человеку знаки, что-то говорил. «Глаза стаи» и младшая волчица первыми спустились к подножию сопки. За ними последовали молодые волки, Вожак, потом Атувье со своими сторожами — Хмурым и старшей волчицей. Почему-то именно им Вожак чаще всего поручал охрану пленника.
Спустившись в распадок, Атувье сел на снег, наслаждаясь отдыхом.
Таял, угасал и этот короткий зимний день над Камчаткой.
Вожак, младшая волчица и три молодых волка, сбившись в маленькую стаю, поспешили дальше.
Атувье, не глядя на своих сторожей, нехотя поднялся, собираясь последовать за Вожаком и его спутниками, но зашедший спереди Хмурый вдруг ощерился, явно загораживая дорогу.
— Я понял тебя, — сказал Атувье. — Ябуду здесь. Тогда я буду спать.
Хмурый присел на снег, как бы говоря, что он не возражает.
Атувье уже перестал удивляться всему и поэтому быстро вырыл для себя лунку-постель возле большого камня, отвязал лапки-снегоступы, улегся, втянул голову в кухлянку и сразу заснул. Рядом пристроились Хмурый и волчица.
По распадку гуляла поземка. Она вскоре засыпала легким снегом человека и волков.
Атувье проснулся сам. Светало. Словно медведь из берлоги, выбрался он из-под снега. Над хребтом висела тяжелая пелена серых облаков.
Охранявшие его волки, судя по следам, уже изрядно побегали. Видимо, мышковали, пока пленник крепко спал. Сейчас охранники лежали рядом, неотрывно вглядываясь в глубину распадка — туда, где скрылись их сородичи.
«Наверное, Вожак с остальными убежал искать дикарей, и если им повезет, они снова подгонят добычу ко мне», — подумал Атувье, глядя на охранников.
Как обычно после сна, он замахал руками, несколько раз подпрыгнул на месте, разгоняя, разогревая кровь. Затем снял чаут и неторопливо перебрал его.
Атувье не ошибся. Прошло не так уж много времени, как с той стороны, куда ушли волки-разведчики, послышался протяжный вой. Атувье без труда догадался: загонщики оповещают о том, что на засаду бежит добыча. В этих краях многие оленные люди издавна умели по вою — перекличке волков узнавать, о чем те «разговаривают» между собой. Атувье только в прошлую зиму качал постигать язык волков (его учителем был Киртагин) и еще слабо разбирался в их «разговорах», но этот сигнал разгадал сразу.
Хмурый и волчица замерли, напряженно вглядываясь в распадок.