Пленники темной воды
Шрифт:
— Я, когда в магазин ухожу, — пояснила Анна, — всегда его запираю. А то ведь уйдёт куда сдуру — ищи его потом. Он ведь однажды в Раквере ушёл, вот куда! Как выпьет — так тянет куда-то.
— Бежать? — тоном мрачным и грозовым осведомился комиссар, в глубине души чувствуя себя при этом последним остолопом (это надо, столько времени бродил вокруг дома, стучал… а этот гад дрых преспокойно и плевать хотел на самого старшего комиссара полиции!).
— Зачем бежать? — удивилась Анна. — Просто ходит где попало…
—
Женщина зашла в комнату.
Вскоре храп прекратился и ещё минут пять после этого из комнаты доносилось сдавленное шипение Анны, шлепки её крепких ладоней по чему-то мягкому и полусонная ругань Аарно.
Аарно вышел в коридор и с нескрываемым удивлением посмотрел на материализовавшегося в его доме столичного комиссара.
«Вот ведь допился!» подумал Аарно. «Ладно бы до чертей зелёных, а то до аж до комиссара полиции… Или это?.. Вот чёрт!»
— Господин Раудсепп, я к вам по очень важному делу, — тихим, но строгим голосом сказал Хенрик.
Аарно почесал в затылке, откашлялся и заправил рубашку в штаны.
— Это можно, — ответил он. — По делу можно. Как же, понимаю…
…Прошло полчаса.
Они сидели на скамейке в саду, за стеной разросшегося можжевельника (видно, из-за этих густых, непроглядных зарослей комиссар скамейку сразу и не приметил), и Аарно, напуганный грозным тоном комиссара (какой Хенрик взял с самого начала разговора) и обещанными ему за сокрытие информации суровыми карами («а вы знаете, что это особо тяжкое преступление?!»), говорил без умолку.
— Я ведь сразу хотел сказать!
— Почему не сказали? — Хенрик хмурился и прожигал взглядом мятую рубашку хуторянина.
— Сразу-то не узнал… То есть узнал, господин комиссар, но ведь не поймёшь сразу — чего это его убили, да ещё и недалеко от моего дома. Я ведь не знал, что он чем-то плохим занимается.
— Ящики долго у вас хранил? — хмуро осведомился Хенрик.
— Да нет, — подумав, ответил хуторянин. — Недолго… Месяц, не больше. Не говорил, конечно, что он тут возит. Так, сгрузил — увёз. Платил он хорошо. Очень хорошо. Так что всё по справедливости было. И заработок был. Доверял мне, видно. Да потом я же ему склады и показал…
— Военные?
— Они самые, — согласился Аарно. — Русские-то солдаты в августе ушли отсюда. Всё и опустело. Без хозяина… А земли тут — полно. Поля, площадки какие-то бетонные. Ангары ещё, здания. И всё — в колючей проволоке. Ну, понятно, без присмотра. Пролезай да ходи, где хочешь. И место глухое — людей и близко не сыщешь. Моя вон старуха почти за десять километров в магазин ходит…
— Чего ближе к городу не переехал?
— А я всегда тут жил, — с гордостью ответил Аарно. — И отец всегда жил. И дед тоже. У нас хутор и при русских не отобрали, хотя отец
— Не будем о грустном, — прервал его комиссар.
Хенрик достал пачку фотографий и протянул их Аарно.
— Не узнаёте кого-нибудь? Господина Меркушева, положим, вы знаете…
— Кого? — переспросил Аарно.
— Алексея, — пояснил Хенрик. — А вот вместе с ним кто-нибудь сюда не приезжал?
— Этот! — уверенно сказал Аарно, просмотрев фотографии, и ткнул в фото Топоркова. — Два раза тут были. На склады ездили.
— Всё? — спросил Хенрик и, подождав ответа минуты две, протянул руку за фотографиями.
— Всё, вроде…
Аарно вернул было фотографии комиссару, но в последнее мгновение вдруг замешкался, озабоченно нахмурил лоб, словно озарённый неприятной догадкой, и начал снова их разглядывать, разложив веером на скамейке.
— Что там? — встревожено спросил комиссар. — Ещё один знакомый?
— Вроде того…
Аарно вынул одну из фотографий и показал Хенрику.
— Этот! Он с Алексеем один раз приезжал. Ко мне на хутор не заглядывали, я их в лесу только и видел. Да и то издали. Стояли на краю полигона, у колючей проволоки. И разговаривали о чём-то. Весло так говорили, шутили всё. Только быстро говорили, по-русски, конечно. Я мало что понял…
— Этот? — переспросил Хенрик.
Михайлова сфотографировали за столиком кафе, во время завтрака. Фотография была качественная, правда сам Михайлов во время съёмки сидел вполоборота к фотографу — и так попал на фотографию.
— Снимок не очень, — с сомнением (наигранным отчасти) произнёс Хенрик. — Точно узнаёте?
— А как же, — не отступал Аарно. — Я людей не так часто вижу, так что у меня каждое лицо в памяти…
— Хорошо, — сказал Хенрик и собрал фотографии. — Быстро одевайтесь!
— Зачем? — удивился Аарно.
— В одной рубашке холодно будет, — ответил Хенрик. — В город поедем.
Аарно угрюмо засопел.
— 38 —
25 сентября, 1994, воскресенье, 22.30, Пирита
Холода подобрались к остывшему берегу.
Белый песок мукою размолотых летних дней летел сквозь разжатые пальцы ветра и мешался на лету с редкими каплями подступавших с северо-запада дождей.
Осень гнала волны к берегу.
За горизонтом, непроглядной полосою, за тучами с тяжёлыми животами, что ползли по бугристому морю к непогашенным тёмной водою ночи городским огням, за спящими на краю залива островами, за краем неба, куда не заглядывал свет маяков — зрели, набираясь сил, шторма.
И даже здесь, на побережной, молами и волнорезами укреплённой земле, уже ощущалась исполинская их, жестокая сила.
И берег выгибался дугой под бьющим в него ветром.
— Пора?