Пленных не брать!
Шрифт:
Ночью мела метель, засыпав всё вокруг. Сплошное белое полотно укрывало землю, и дот почти не был заметен, и сплошь занесенный снегом лес терялся на белом фоне...
– Кто последний стоял на часах?! – спросил Воскобойников. Подбежал Чибисов с виноватым видом. – Что это, товарищ Чибисов?
Возле дота вилась цепочка следов, несомненно человеческих, словно кто-то подходил и заглядывал в амбразуру бронеколпака, где стоял «бофорс». Подходил утром, когда метель уже утихла, иначе какие следы...
– Никого не было, товарищ полковой комиссар... – испуганно сказал Чибисов. – Я не спал, честное
– Не спал? Тогда что это? Чертовщина какая-то... Ладно, надеваем лыжи и скорее убираемся отсюда.
И пока они спускались по склону – довольно неуклюже и медленно, потому что почти никто не умел ходить на лыжах, тем более без помощи палок, – у Воскобойникова не выходили из головы эти странные следы.
15
«Немедленно по прямому проводу
Командующему 9-й армией
Дело в Суомуссалми ухудшается. Приказываю принять все меры и срочно бросить в бой без промедления все силы 44 СД для того, чтобы не дать противнику окружить и взять в плен два полка 163 СД в Суомуссалми. Бросить всю авиацию, чтобы помочь 163 СЧД в ее боях за Суомуссалми. Непосредственное руководство и ответственность за проведение боевых действий возлагается лично на Вас. Предупреждаю, что за возможную катастрофу 163 СД отвечать лично будете Вы.
Немедленно донесите о ваших действиях и распоряжениях
Главнокомандующий К. Ворошилов
Член Главного Военного Совета И. Сталин».
Телеграмма отправлена по аппарату «Бодо» 19 декабря 1939г.
16
Комкор Чуйков перечитал телеграмму и смачно выругался. Вернее, выругался он про себя, потому что напротив сидели начальник штаба и начальник политотдела. Скорее всего, на уме у них было то же самое, и Чуйков сказал, помолчав:
– Что делать будем, товарищи?
– Возможности для работы авиации нет, – это заговорил начштаба. – Если финны предпримут активные действия, я не удивлюсь, если им удастся прорвать фронт на нашем участке.
– Блядство, – пробормотал Чуйков, нервно потирая руки в перчатках. – Суомуссалми... Дался им городишко этот.
– Поговорить с летчиками... – предложил моложавый полковник, но Чуйков отмахнулся от него, прерывая:
– Какие летчики? Если нет погоды, что они ее, родят?
– Тогда, товарищ комкор...
– П..дец тогда сто шестьдесят третьей стрелковой, – грубо, но верно сказал Чуйков.
... – Вы понимаете, что натворили?! – Мехлис уже не сдерживал себя. – Вы не понимаете, комбриг! Ни черта не понимаете!
– Дивизия была отрезана от тылов, – угрюмо, уставясь в пол, сказал Виноградов, командир сорок четвертой. – Я не мог принять другого решения, кроме как уничтожить технику, ставшую ненужной обузой, и пробиваться к своим.
– Пробиваться? Вы изгадили всё наступление на Раату, подвели фронт, потеряли две трети личного состава дивизии! Вы понимаете, что это означает?
– Понимаю.
– А раз понимаете, не стану дальше читать вам нотации. Вы командир, член партии, и прекрасно понимаете, во что это вам обойдется, – неожиданно спокойно завершил Мехлис и вышел.
По льду замерзшего озера Васо-Ярви мела поземка. Оставшиеся
Перед строем молча стояли, глядя себе под ноги, комбриг Виноградов, начальник штаба дивизии полковник Волков и начальник политотдела Пахоменко.
– Товарищи красноармейцы! – громко проговорил Мехлис, делая несколько шагов вперед. – Только что завершился суд над вашими бывшими командирами. Вы слышали, как они полностью признали себя виновными в совершенных преступлениях. Трусость, позорное и предательское поведение Виноградова, Волкова и Пахоменко бросили тень на всю дивизию, на всю Рабоче-Крестьянскую Красную Армию. Вместо проявления командирской воли и энергии в руководстве частями и упорства в обороне, вместо того, чтобы принять меры к выводу частей, оружия и материальной части, они подло бросили свою дивизию в самый ответственный период боя и первыми ушли в тыл, спасая свою шкуру.
Позорный отход сорок четвертой стрелковой дивизии показал, что еще не во всех частях Красной Армии у командного состава развито чувство ответственности перед Родиной, что в тяжелом, но далеко не безнадежном положении командиры иногда забывают свой долг, у них берут верх шкурнические интересы.
И у вас, бойцов, также не развито чувство ответственности за вверенное вам Родиной оружие. Как объяснить, что при первом серьезном нажиме со стороны противника вы бросили оружие и из бойцов Красной Армии, которые обязаны бороться за Родину с оружием в руках до последнего вздоха, превратились в безоружную толпу паникеров, позорящих честь Красной Армии?!
Конечно, не на всех вас лежит вина за это преступление. Главные предатели и трусы – перед нами, но и в ваших рядах есть такие. Мы выявим всех и поступим самым строгим образом. А сейчас справедливый приговор нашего суда будет приведен в исполнение.
Мехлис повернулся и пошел прочь, не обернувшись даже, когда за спиной затрещали выстрелы. Больше всего его волновала судьба полкового комиссара Ливерса, который следовал вместе с одним из окруженных полков на Суомуссалми. Николай Карлович Ливерс пропал, словно его и не было. Вполне возможно, вместе со специально выделенными ему бойцами он пробирался вперед, воспользовавшись суматохой и отвлечением внимания финнов на разгром дивизии Виноградова, но... Так или иначе, спешить не стоит, решил Мехлис. Не к чему спешить. Всё уладится и образуется, а вот если не уладится и не образуется, тогда таки подумаем за наши проблемы.
17
На лыжах отряд передвигался куда медленнее, нежели ожидал Воскобойников. Особенно страдал Каримов, то и дело падавший в снег и отстававший. Лучше остальных шли немец и Вершинин, который был родом из-под Архангельска, к снегам привык. От себя Воскобойников также ожидал лучшего, но по глубокому снегу идти на лыжах всё же по-всякому получалось быстрее, чем без таковых.
Керьялайнен, как ни странно, тоже управлялся не шибко. Наверное, это всё же красивая легенда, что каждый финн с детства мастер по лыжам. Врут всё, врут.