Пленных не брать!

Бурцев Виктор

Однако из трубы шел еле заметный дымок, значит, в доме кто-то был.

– Если бы не дым, я бы подумал, что дед помер года три назад, – сказал Воскобойников.

– Ярк.

– Что?

– Ярк. Его зовут Ярк, – сказал Айнцигер.

– А что, если старик нас попросту не впустит да еще из ружья пальнет? – предположил Воскобойников.

– Не исключено, но у меня есть кое-что для Ярка, – таинственно сказал немец. – Я иду. Вы со мной?

Воскобойников еще накануне думал: не ловушка ли это? И пришел к выводу, что нет, не ловушка. Какая выгода немцу тащить их сюда, чтобы устраивать

западню? А вот получить заряд дроби в живот от того, кто прячется в перекошенной хижине, Воскобойников совсем не хотел, но и не ходить – значит уронить свой авторитет в глазах красноармейцев и Вершинина...

– Идемте, господин обер-лейтенант, – сказал Воскобойников и добавил уже по-русски: – Смотреть внимательно, не стрелять, пока не скажу. Политрук, остаетесь за старшего.

Вершинин кивнул.

– Если всё тихо, а нас нет – значит, ждите. Пока не выйдем. Если через пятнадцать минут не выйду я или обер-лейтенант – штурмуйте хату.

Вершинин снова кивнул. Судя по всему, он был готов штурмовать хату прямо сейчас.

...В девятнадцатом их отряд подъехал к такому же одинокому лесному дому. Секретарь ячейки в деревне сказал, что там, по всем поверьям, живет колдун, вернее, ведьмак, так он его назвал. Серега Пласконный поднял секретаря на смех, мол, большевику-коммунисту негоже в колдунов верить и товарищам голову забивать.

– Вы как хотите, – сказал секретарь, мотая косматой головой, – а колдун он. Сам видал.

Что же такое страшное видал секретарь, рассказывать он не стал, а вот его маленький пацан, сидевший без штанов на завалинке, ни с того ни с сего заревел в голос.

– Что ж ты, вахлак! Дитенка напугал! – заорала выскочившая из хаты баба. – Стали тут!

– Тьфу, чтоб ты пропала, – буркнул секретарь.

– А что, ведьмак твой белякам небось помогал? – спросил Серега, стараясь перекричать пацана и бабу.

– Запросто, – сказал секретарь, сплюнув.

– Дорогу покажешь?

– Покажу.

Ведьмак был дома, встретил гостей с неприязнью, однако ничего страшного с ними не произошло. И в избе у ведьмака всё было как у других, разве что побогаче он жил. Зато в подполе нашли два новеньких пулемета «гочкис», винтовки в ящиках, патроны и ручные гранаты. Там ведьмака и шлепнули – возле избы.

– А что с хатой-то делать? – озаботился секретарь, снимая со стенки косу и пробуя ее черным ногтем. – Жить-то никто здесь не захочет, плохое место, дурное...

– Вещи людям раздайте, что победнее, зерно, продукты... Скотину поделите по совести, – сказал Серега. – А хату... Поснимайте, что полезное в ней есть, стекла вон выньмите, а потом спалите на хрен.

Под Орлом Серега погиб. Нелепо погиб – чистил «маузер» и случайно выстрелил себе в горло. Умирал долго, плохо, и только сейчас Воскобойников подумал: а не сожженный ли дом колдуна тому виной? Тогда – не подумал нисколечко, не вспомнил даже, а теперь...

Тяжелая кованая чека висела на веревке, вынутая из ушек петли пробоя. Немец потянул за кожаную лямку, служившую вместо ручки, и дверь бесшумно отворилась. В черной тишине дома пахло, словно в пивной: брожением, сушеной рыбой, пыльной чешуей... «Шарлатанство здесь доходит до чудотворства», – вспомнил неожиданно Воскобойников строчки из Эренбурга,

из романа «Рвач»; там речь шла о пивнушке, но как фраза подходила к атмосфере старого лесного дома!

– Входите, входите, – сказали из темноты по-немецки. – Входите, нечего стоять там, пускать холод. Я не нанимался топить лес или горы, тролли не скажут мне спасибо.

– Это он, – кивнул немец, удовлетворенно улыбнувшись.

Старик сидел за столом в огромной комнате и чинил старые часы с гирьками, которые сейчас бессильно свешивались на длинных ржавых цепочках до самого пола. Первое, что поразило Воскобойникова, был рост старика. Сидя на низком грубом табурете, он был ростом с комиссара, то есть без малого метр девяносто... В огромной ручище, поросшей седым пухом, терялась крошечная часовая отвертка.

Лицо у старика было доброе, словно у Дедушки Мороза, с красным пупырчатым носом, с отвислыми губами меж белоснежных усов и бороды, с маленькими глазками за стеклами пенсне в золотой оправе. Правда, старик был совершенно лыс, но кто там ведает, что у Деда Мороза под его меховой шапкой...

Не понравился Воскобойникову дед. Не понравился, и всё тут. Припомнился рассказ Авксентьевского про точно таких же вот дедушек в Туркестане, которые и накормят, и напоят гостя дорогого, а потом на горной тропинке из стародавнего карамультука и пристрелят.

– Всё-то вам нет покоя, железные головы, – пробормотал старик, ковыряя отверточкой внутри часового механизма. – Садитесь, не стойте.

Сесть было, собственно говоря, некуда, кроме как на большую кровать, забросанную шкурами, потому Воскобойников и немец остались стоять.

Мебели в большой комнате практически не имелось. Несколько книжных полок с очень старыми с виду томами, большой немецкий радиоприемник (откуда здесь электричество?!), упомянутые уже кровать, стол и табурет, на стенах – несколько охотничьих ружей, низки сушеных грибов, рыболовные принадлежности, кобура с большим пистолетом незнакомой Воскобойникову марки, ножи в чехлах, патронташи, большие фляги, писанный маслом портрет юноши, стоящего на берегу вспененного штормом моря...

– Прошу нас извинить, господин Ярк, – сказал немец, – мы появились без приглашения...

– Раз вы здесь появились, значит, приглашены, – проворчал старик, не отрываясь от часов. – Если бы я не захотел, вы бы не добрались сюда.

– То есть? – спросил Воскобойников.

– О, ты русский? – Старик положил часы на стол, отчего внутри их что-то жалобно звякнуло. – Я очень давно не видел русских.

«Русским духом пахнет», – всплыла в голове комиссара сказочная присказка.

– Русские говорят, что серьезный разговор лучше вести за выпивкой, – продолжал старик. – Вы голодны?

– Снаружи остались наши люди, – сказал Воскобойников

– Пусть там и остаются, – сказал старик. – Я буду говорить с вами, но вначале мы должны выпить. Если вы, подобно мне, всегда пили в одиночку, вы бы меня поняли. А закусывать мы будем копченой олениной. Видите, как я радушен – а мог бы сказать иначе.

– Как? – спросил немец.

– Я мог сказать: «Зачем ищете убить меня?!» – сказал старик и тихонько засмеялся.

Айнцигер повернулся к недоумевающему комиссару и пояснил: