Плетеное королевство

Мафи Тахира

– Протяни руки.

Ализэ подчинилась. Она внимательно проследила за тем, как аптекарь одним мазком нанес на ее ладони ярко-синюю мазь, и успокаивающий эффект от нее оказался настолько мгновенным, что девушка едва не расплакалась от облегчения.

– Тебе нужно держать все в чистоте, – напутствовал он, – и менять повязки каждые два дня. Я покажу, как их правильно накладывать.

– Да, господин, – выдохнула Ализэ.

Она зажмурилась, пока аптекарь наматывал новые льняные полоски вокруг ее рук и между пальцами. Это было блаженство, не сравнимое

ни с чем тем, что она испытывала в недавнем прошлом.

– Это неправильно, – тихо произнес мужчина.

– Бинты? – подняла голову Ализэ. – О, нет, господин, я думаю…

– Это, – ответил аптекарь, поднося ее руки ближе к свету лампы. Даже наполовину завернутые и покрытые мазью, они представляли собой весьма трагичную картину. – Ты трудишься слишком много, барышня. Это неправильно.

– О, – Ализэ снова опустила взгляд к стойке. – Это не страшно.

Она различила злость в голосе аптекаря.

– Это потому что ты та – кто ты есть. Из-за того, что ты можешь вынести. Человеческое тело не способно выдержать столько, и потому они пользуются тобой – потому что могут. Ты должна понимать это.

– Да, я понимаю, – с некоторым достоинством отозвалась Ализэ. – И я благодарна вам за работу, господин.

– Можешь звать меня Дин.

Он достал еще одну кисть и нанес другую мазь на порез на шее. Ализэ вздохнула, чувствуя действие лекарства, и прикрыла глаза, когда боль притупилась, а затем и вовсе исчезла.

Прошло мгновение, прежде чем Дин прочистил горло и заговорил снова.

– Мне кажется, я никогда не видел, чтобы слуги носили сноду по ночам.

Ализэ замерла, и аптекарь почувствовал это.

– Возможно, поэтому ты не знаешь об огромном синяке на твоей щеке, – тихо добавил он, не дождавшись ответа.

– О, – Ализэ подняла к лицу только что перевязанную руку. – Я…

Она и не заметила, что синяк расплылся за пределы сноды. Экономкам запрещалось бить слуг, но Ализэ еще никогда не встречала экономок, которые соблюдали бы это правило, и она понимала, что если сейчас обратит на это внимание, то лишится работы.

Потому она промолчала.

Дин вздохнул.

– Если ты снимешь сноду, барышня, то я могу осмотреть и его.

– Нет, – чересчур поспешно отозвалась девушка. – Я благодарю вас за заботу, но я в полном порядке.

Прошло немало времени, прежде чем Дин тихо согласился.

– Ну ладно. Но когда я закончу, я попрошу тебя вернуться через неделю, чтобы я мог проверить, не появились ли признаки выздоровления или инфекции.

– Да, господин. – Ализэ замешкалась. – Я имею в виду, Дин, господин.

Он улыбнулся.

– Но если у тебя начнется лихорадка, немедленно посылай за хирургом.

На это Ализэ лишь кивнула. Даже с деньгами, вырученными за пять платьев, она не смогла бы позволить себе хирурга, однако смысла говорить об этом не видела.

Дин наматывал узкую бинтовую повязку на ее шею – как раз то, чего Ализэ пыталась избежать, – когда он предпринял последнюю попытку разговорить ее.

– Это очень любопытная рана, барышня, – сказал он. –

Еще более любопытная из-за всех тех противоречивых историй, которые рассказывали сегодня в городе.

Ализэ сжалась.

Конечно, она знала, что не сделала ничего плохого, но ведь она поселилась в этом городе только потому, что ей пришлось спасаться от собственной казни. Ализэ редко, если вообще когда-либо, прекращала волноваться.

– Каких противоречивых историй, господин?

– Историй о принце, конечно же.

Ализэ сразу расслабилась.

– А, – протянула она. – Не думаю, что я слышала хоть одну из них.

Дин как раз закреплял ее повязку и рассмеялся.

– При всем уважении, барышня, ты должна быть глухой, чтобы ничего не услышать. Вся империя обсуждает возвращение принца в Сетар.

– Он вернулся?

Глаза Ализэ под снодой расширились. Она, только недавно прибывшая в город, до сих пор слышала только слухи о неуловимом наследнике империи. Те, кто жил в Сетаре, находились прямо в королевском сердце Ардунии; его давние обитатели видели принца еще в младенчестве и наблюдали за тем, как он рос. Ализэ солгала бы, сказав, что ей не было любопытно узнать о королевской семье, но она была далеко не так одержима ими, как некоторые.

Именно тогда – во вспышке понимания – события дня и обрели смысл.

Торжеством, о котором говорила госпожа Сана, был предстоящий бал. Неудивительно, что госпоже Худе понадобилось целых пять новых платьев. И было совершенно естественно, что герцогиня Джамила захотела, чтобы все ее комнаты были убраны – она была дальней кузиной короля; ходили слухи, что ее связывают близкие отношения с принцем.

Возможно, она ожидала визита.

– Да, он вернулся домой, – подтвердил Дин. – Уже запланирован бал и не менее дюжины приемов. Не так уж и мало, а? Конечно, – аптекарь усмехнулся, – нас это не касается. Не думаю, что нам доведется побывать в бальной зале дворца.

Ализэ ответила улыбкой на улыбку аптекаря. Она часто мечтала о таких моментах – возможности поговорить с людьми в городе, как будто она одна из них. Ализэ никогда не ощущала себя свободной, даже в детстве.

– И я не думаю, – мягко ответила она, все еще улыбаясь и рассеянно поглаживая повязку на шее. Она уже чувствовала себя намного лучше, и поток облегчения и благодарности развязал ей язык. – Хотя я не уверена, что понимаю все эти восторги, если честно.

– О? – Улыбка Дина стала еще шире. – И почему же?

Ализэ помедлила в нерешительности.

Ей всегда так много хотелось сказать, но ей запрещали – снова и снова – высказывать то, что у нее на уме, и сейчас она изо всех сил старалась побороть этот порыв.

– Полагаю… полагаю, я бы спросила, почему принца так пышно чествуют только за то, что он приехал домой. Почему мы никогда не спрашиваем, кто оплачивает эти празднества?

– Прошу прощения, барышня, – засмеялся Дин. – Я не уверен, что понимаю смысл твоих слов.

Ализэ слегка успокоилась, услышав его смех, и ее собственная улыбка стала шире.