Плейбой и серая мышка
Шрифт:
– Расскажите мне об Андрее, – наконец попросила я. – Как можно подробнее. Для расследования все пригодится.
На самом деле мне ничего не могло пригодиться из ее рассказа, но я понимала, что женщине легче будет разговориться, если она начнет повествование с малозначащих деталей.
– Андрюша всегда был непослушным мальчиком, – заговорила Валентина Александровна. – И в школе учился плохо, учителя на него жаловались. Отец ремнем порол – не помогало.
Она замолчала, вспоминая своего сына маленьким. Потом продолжила свой рассказ:
– На собрания родительские
– Валентина Александровна, – воспользовавшись паузой, спросила я, – а когда вы поняли, что Андрей принимает наркотики?
– Да не сразу, – призналась она. – Откуда я знаю, как это проявляется? В наше время такой гадости не было. Только стала замечать, что сын какой-то не такой стал. То лежит часами, в стенку смотрит, то вдруг ни с того ни с сего энергия у него появляется, а то орать на меня начинает.
– А раньше Андрей вам не грубил?
– Ну, особо ласковым он никогда не был, – махнула она рукой. – Но деньги раньше не воровал и меня не обзывал. А тут вообще, словно с катушек слетел.
– Как же вы жили вместе?
– Ну, как? – пожала она плечами. – Ужасно, конечно. Поэтому, когда он ушел, я даже вздохнула с облегчением.
– Куда ушел? – удивилась я. – Разве он жил не с вами?
– Сперва со мной. Только потом с девкой какой-то познакомился, стал у нее пропадать. Она, по-моему, той же дрянью баловалась! – неприязненно сказала Валентина Александровна.
– А что за девушка? Где живет?
– Да я и не знаю, где. Знаю только, что шалава она, и больше никто. Я думаю, что это она сына моего к наркотикам приучила! – с горечью и гневом проговорила Звягинцева.
– Почему вы так думаете? – осторожно спросила я.
– А кто же еще? – искренне удивилась Валентина Александровна.
Я еще раз поразилась материнской необъективности. Собственно, к такому пора привыкнуть и воспринимать спокойно. Естественно, мать всегда защищает свое дитя. Родной сынок, что бы ни натворил, никогда виноват не будет. Всегда найдется кто-то, на кого можно возложить ответственность за все выходки любимого чада. Я ожидала примерно чего-то подобного, поэтому просто слушала, стараясь вычленить из рассказа Валентины Александровны хоть какое-то рациональное зерно.
– Она вечно как чумная ходила, – все-таки привела более существенные аргументы женщина. – И денег у них постоянно не хватало, Андрей ко мне ходил клянчить. А на что им особо тратить? Детей-то у них нет! Да и слава богу, что не заделали, кто у них мог получиться-то при таком образе жизни? Дурачок какой-нибудь, и больше ничего! А с другой стороны… Теперь вот внуков мне никогда не дождаться. – Звягинцева всхлипнула, промокнула глаза и со вздохом махнула рукой: – Хотя я уж и смирилась
– Валентина Александровна, а как зовут эту девушку? – спросила я, кивая в ответ на ее реплики в адрес этой особы.
– Да Ирка-шалава, как еще ее звать-то! – махнула она рукой. – Путалась со всеми подряд!
– Так она живет где-то рядом? – спросила я.
– Да вроде рядом, она часто тут крутилась. Вы спросите у кого-нибудь во дворе, вам подскажут.
– Да-да, непременно. Валентина Алксандровна, похороны когда? – Я еще не знала, пойду ли туда и зачем мне все это, но на всякий случай спросила.
– Послезавтра, – ответила Звягинцева. – Скорее бы уж… – Она как-то спохватилась, произнеся эти слова, и тут же заговорила, оправдываясь: – Нет-нет, вы не подумайте, что я побыстрее мечтаю сына зарыть, просто устала очень… Если бы вы знали только, какое испытание – с наркоманом жить, прости Господи! Ох, не дай бог, вы не подумайте, что я вам такого желаю… – Она приложила руки к груди.
– Да я понимаю, понимаю, – поспешила я ее успокоить. – Конечно, горе такое…
– Да не то слово! Ведь я ж его растила, старалась. Хотела, чтобы он человеком стал, чтобы радость приносил родителям на старости лет… – Женщина снова всхлипнула. – Да я бы обрадовалась, если бы он с хорошей девушкой встречался и она родила от него… Сейчас бы хоть внук у меня остался или внучка. Только бы здоровенькие!
Я встала и заглянула в кухню. Нашла на полочке стакан, наполнила водой и, вернувшись в комнату, протянула его Валентине Александровне. Та машинально выпила воду, вытерла губы и села, подперев рукой подбородок.
– Вы знаете, – покачав головой, сказала она, – может, это и звучит кощунственно, но у меня даже на душе легче… Ужасно звучит, но я просто за последнее время устала так, что мне жить не хотелось. Вечные его ломки, кражи денег из дома, приезды милиции, жалобы соседей… Мне людям стыдно в глаза смотреть! Сколько раз в больницу его отвозила, думала, вылечится наконец – нет, все напрасно!
– Валентина Александровна, скажите, а с кем дружил ваш сын?
– В детстве были у него друзья, а теперь прощелыги одни, их и друзьями-то не назовешь! Ох, да сюда кто только не шлялся! Среди ночи могли припереться запросто. Я и по именам-то их не знаю. Так, шваль всякая.
– Понятно. – Я поблагодарила Валентину Александровну и встала. Выяснять здесь больше нечего.
Выходя из квартиры Звягинцевых, я подумала, что теперь нужно разыскать Иру и расспросить ее. После разговора с матерью Андрея я перестала испытывать какую бы то ни было симпатию к нему. И угрызения совести приутихли. Теперь стояла задача поговорить с Ирой. Может быть, дать денег Валентине Александровне, чтобы компенсировать моральный ущерб? Хотя какой, к черту, ущерб?! Ведь, как бы цинично это ни звучало, я по сути дела избавила Звягинцеву от нахлебника, который не только не помогал ей ничем, но еще и тянул с нее деньги. Однако, раз уж я косвенно виновата в смерти близкого ей и Ире человека, то передам им денег, может быть, не называясь, и на этом посчитаю свою миссию оконченной. И поставлю точку на этом деле.