Плейбой
Шрифт:
— Спокойной ночи, Карамелька.
Только когда Кристина скрывается за дверью, я позволяю себе выдохнуть; улыбаюсь, как дебил, и понимаю, что мир перестал быть чёрно-белым. И что я, Алексей Шастинский, плейбой и бабник номер один не только нашего универа, но и города, с этой самой секунды принадлежу лишь одной девушке.
На улицу выхожу в такой эйфории, что, скажи мне сейчас, что мою квартиру взорвали, или угнали мою тачку — мне было бы абсолютно фиолетово. Парни по этому поводу не упускают возможности меня подколоть, но я пропускаю мимо ушей даже
А значит пришло время для кардинальных перемен.
Глава 10. Кристина
Это без преувеличения была лучшая весна в моей жизни; и очень контрастный по эмоциональности год — учитывая, что прошлая весна казалась мне адом. Да и не только весна. Постепенно я смирилась с тем, что весь этот кошмар будет со мной всю мою жизнь, как снова всё изменилось — на этот раз в лучшую сторону. Задумчиво смотрю на Лиса, который рассказывает мне что-то, но я совершенно его не слышу, потому что всё перекрывают мысли о том, что я влюбилась — бесповоротно и окончательно. И одновременно с этим не могу поверить в то, что мне достался такой терпеливый, заботливый, понимающий и фантастический парень. Он мог быть оболтусом, раздолбаем, засранцем, высокомерным мажором — кем угодно для кого угодно.
Но только не со мной и не для меня.
Чуть крепче сжимаю его пальцы, переплетённые с моими, и парень улавливает это движение — замолкает и так же внимательно смотрит на меня.
— Я всё равно тебя не достоин, — качает головой и в противоположность своим словам ещё крепче сжимает мою руку. — Не понимаю, почему ты меня любишь…
Если честно, подобные разговоры в последнее время стали редкостью, но иногда Лёшу всё-таки перекрывает; я научилась не раздражаться на весь этот бред, и теперь каждый раз просто закатываю глаза.
Как и сейчас.
— Чаще всего люди любят друг друга не за что-то, а вопреки чему-то. Я люблю тебя просто потому, что это ты; и любить не перестану, хотя ты уже достал меня с этими разговорами. Твоя бабушка была права, когда сказала, что ты наглухо перекрытый.
Лёша смеётся.
— Не помню, чтобы она когда-то использовала такой оборот речи.
— Ты прав, это моё изобретение, — отмахиваюсь. — Но она всё равно считает тебя балбесом, а это почти одно и то же.
Парень хитро щурится.
— Знаешь, ты уже который день напрашиваешься на неприятности.
Это чистая правда. После того, как мы оба решили попробовать быть вместе, дразнить парня и доводить до белого каления стало моим любимым занятием. У него так смешно морщился нос, и призывно блестели глаза, когда он расшифровывал двойной смысл моих слов, что я просто не могла остановиться.
И, как всегда, от этой его фразы, которую я в последнее время тоже слышу частенько, по позвоночнику прокатывается свинцовый жар, и я чувствую, что снова начинаю краснеть.
— Опять твои неуверенные угрозы посыпались, —
И речь идёт вовсе не об ударах кнутом или палкой.
Лис подходит ко мне почти вплотную — я даже ощущаю его дыхание на своих губах; от этого мысли в голове начинают путаться, и я мало что соображаю.
— А что, если я сделаю свои угрозы реальными прямо сегодня вечером — что тогда? — слышу его шёпот у самого уха, отчего по телу разбегаются мурашки.
Даже волосы на затылке становятся дыбом.
— Нууу… Ты мог бы рискнуть, если не боишься, — откровенно дразню парня и вижу, как в его глазах зажигаются озорные огоньки.
На самом деле я до чёртиков боюсь остаться с ним наедине; не потому, что боюсь самого Лёшу, вовсе нет… Просто внутри меня всё ещё жив первобытный страх перед близостью после той ночи, и я боюсь, что в ответственный момент закачу истерику и всё испортить. Шастинский совершенно не похож на Сталевского, и не заслуживает такого отношения, но я просто не знаю, как перебороть всё это.
— Если кто из нас двоих и боится, то точно не я, — понимающе роняет Лёша. — Не нужно делать это лишь потому, что этого хочется мне — ты должна сама чувствовать, что готова. А я могу тебя подождать ещё годик.
Боже, можно ли любить этого безбашенного мальчишку ещё больше?
Как показывает практика — очень даже можно.
— Погоди-ка, — внезапно хмурюсь, потому что мозг настырно цепляется за два последних слова парня. — Что значит «ещё годик»?
Лис хмыкает и поднимает голову к небу; ищет ответ или собирается с мыслями — не знаю, но всё это очень напоминает мне тот момент, когда я спросила у него, откуда он знает, где меня обесчестили. А когда он возвращает взгляд на меня, который иначе как «Неужели ты ещё не поняла этого, глупая?» не расшифруешь, мне начинает казаться, что я действительно знаю ответ.
Особенно после его следующих слов.
— Наверно, я давно должен был рассказать тебе об этом… — виновато улыбается он, и я наконец понимаю, почему его лицо в нашу первую встречу показалось мне смутно знакомым.
— Это ведь ты был тогда в том переулке, да?
Я готова дать себе затрещину за то, что настолько зациклилась на прошлом, что упустила из вида настоящее, и вообще туго соображаю. В ту ночь, когда какой-то парень, который вообще мог просто пройти мимо, отбил меня у Сталевского, я была слишком напугана и морально разбита, чтобы как следует рассматривать его лицо; мне вообще было стыдно смотреть на кого-либо, особенно если этот кто-то видел весь этот ужас, который я прочувствовала. Но ведь я видела его лицо, когда он потянулся помочь — видела сквозь пелену волос, за которыми спрятала свой стыд; стресс, напряжение и страх стёрли чёткость текстур, но его лицо должно было калёным железом отпечататься в памяти.