Плоды проклятого древа
Шрифт:
Он заметил, что перемена в характере Софии была слишком уж резкой, почти мгновенной. Буквально в одночасье она превратилось из склочной грубиянки в боевитую, но вполне приятную девушку. Может, чувствовала приближающуюся угрозу? Пыталась что-то наверстать? Точных причин Деннис не знал, да и знать не хотел, просто наслаждаясь свалившимся на голову счастьем.
Которое, увы, длилось очень недолго.
И все же что-то с Софией было неладно, это бросалось в глаза. Иногда Деннис замечал, что она погружалась в какую-то мрачную задумчивость, или замирала, словно что-то силилась вспомнить. Она получала
Деннис коснулся пальцами стеллы, где было выбито имя подруги. Наравне с горем его переполняла злость. Каким животным нужно быть, чтобы вот так осквернить единственную память о девушке, отдавшей жизнь ради защиты родного дома?!
— Ты закончил? — спросили сзади.
Звук голоса выбил из Стража холодный пот. Он бы дорого дал за то, чтобы никогда его не слышать, но монстры не спрашивают твоего мнения. Они просто приходят. Деннис медленно обернулся, стараясь внешне не выдать испуг, хотя смысла в этом особо не было. "Химическое" зрение Магистерия не намного уступало эмпатической силе Рыцаря.
Конрад был в гражданской одежде, на первый взгляд неотличимый от любого другого парня своих лет. В руке он держал розу, и Деннис даже удивился, где тот ее достал. Приглядевшись, он обнаружил ответ на вопрос: роза была не живой, а очень точной металлической копией. Лепестки были из полированной меди, стебель покрывала зеленоватая медная окись.
Деннис отошел в сторону, уступая место, и Конрад приблизился к стелле. Из кармана он извлек ручку и приложил розу стеблем к металлу. Короткая вспышка лазера — и металлический цветок оказался приварен рядом с еще одним именем.
"Руна/Кассандра Херрен".
Своих убеждений и приоритетов Конрад не скрывал. Страж невольно скривился, но настоящей причиной его злости было другое.
— Решил прогуляться? — с обвинением бросил он. — Скучно стало сидеть на жопе?
Конрад повернулся к нему. Не слишком быстро, и не слишком медленно, не настолько, чтобы движение выглядело угрожающе. И ничего не ответил. Просто принялся снова без интереса рассматривать выбитые на стелле имена.
Именно это полное безразличие и бесило Денниса. Он ожидал чего угодно. Что Конраду оформят амнистию за все преступления и примут в Триумвират. Что он переметнется с концами к Гезельшафту или выступит на стороне Кайзера, чтобы строить филиал Рейха на американской земле. Или что он объявит руины Броктон Бей своими владениями и изгонит отсюда всех — и норми, и кейпов, а по периметру установят карантин, как в Эллисбурге.
Сильнейший парачеловек в Заливе просто улегся на кровать, не интересуясь ничем и никем. Он даже не пытался починить свою броню, что для Технаря было абсурдом.
Мнения в СКП и Протекторате разделялись. Кто-то утверждал, что сильного кейпа нужно любой ценой затащить обратно на сторону героев. Другие возражали, что груз преступлений слишком велик, а контролировать Магистерия просто невозможно, и что Клетка — единственный разумный выход. Третьи, и таких было большинство, предлагали не будить лихо, пока тихо,
У Стражей тема падшего товарища была запретной, но Деннис с трудом мог представить, что завтра, или через неделю или когда угодно Магистерий войдет в штаб-квартиру, и с ним будут общаться как раньше.
— Слушай… я, честно, не понимаю, почему ты до сих пор не у Кайзера. Но раз уже ты не примкнул к злодеям, то почему не поможешь?! — почти выкрикнул он, боясь, что еще немного и не хватит смелости. — Ты мог бы навести порядок за считанные дни! Может даже за часы, не знаю.
— Кому я должен помогать? — без обиды спросил Конрад. — И ради чего.
— Ну не знаю… людям, может? — неожиданно многословный ответ удивл Денниса, но и в тоже время вдохновил. Значит, можно получить хоть какую-то отдачу.
— Людям… Людям? Людям, — Конрад повторил слово несколько раз на разный лад, будто пробовал его на вкус. — Зачем?
— Как зачем? Это долг героев.
— Я герой, по-твоему?
Деннис не нашелся что ответить.
Конрад прошелся вдоль стеллы, вернулся обратно.
— После того, как я выбрался из-под тысяч тонн грязи и камней, то первым делом полетел к убежищу, где были мои родители, — сказал он, обернувшись к Деннису. — Гермодверь заклинило, пришлось вырезать бластером. Когда я ее открыл, люди внутри уже стояли по шею в воде и молились. Знаешь, что я увидел в их глазах и крови? Ужас. Они боялись меня больше, чем смерти от утопления.
— Видок у тебя и правда был… так себе.
— Два дня я провел с родителями в убежище, уже в другом. Наш дом был уничтожен, нам некуда было возвращаться. Снял доспехи, переоделся в гражданское. Строил опреснители, электрогенераторы, дезинфекторы. Из хлама, который подворачивался под руку. Делал то, что привык и умел делать. Потом какой-то японец сказал мне в спину, что я нацистский уебок. Когда я собирал опреснитель. Я подошел к нему и предложил сказать мне это в лицо, а он обоссался. Тогда я сломал недоделанный опреснитель, попрощался с родителями и ушел.
Он провел пальцами по покрытому царапинами имени Софии. С таким видом, будто знал что-то важное.
— Повторю вопрос. Кому и ради чего я должен помогать?
— А ты сам разве не говорил, что есть вещи, которые просто нужно делать? — возразил Деннис. — Потому что если их не делать, завтра не настанет.
— Оно в любом случае не настанет. Губители уничтожат цивилизацию в нынешнем понимании максимум за десять-двенадцать лет. Еще за десять они истребят тех, кто не умрет от голода и эпидемий. Их невозможно убить или остановить. Они не уничтожили нас только потому, что играют с нами, скрывают свою истинную мощь.
Деннис немного опешил.
— Да что за херню ты несешь?! Ты разве сам не победил Левиафана?! — выкрикнул он.
— Это ты называешь победой? — Конрад махнул рукой в сторону Рва. — Даже если я восстановлю "Сирин" и "Яркую девочку", даже если явлюсь на следующую битву… стоит мне появиться в радиусе сотни километров от Губителя, как он отбросит притворство и вжарит так, что Ньюфаундленд будут вспоминать с ностальгией.
— Но надо пытаться! — Деннис не понимал и половины того, что говорил Конрад. Ему просто не хотелось уступать в споре. Только не ему.