Плохая компания (из сборника"Завещаю свою смерть")
Шрифт:
— Нет, не был. Просто показалось странным, что его нигде не могли найти. Да и вдова Гладких с дочерью вели себя странновато. На вопросы отвечали неохотно, лукавили… Может быть, есть смысл поговорить с ними еще раз?
— Ты все равно от них ничего не узнаешь, — снова махнул рукой Вахромеев. — Люди замкнутые. К тому же сейчас в шоке, живут под семью замками. Помогать тебе встречаться с ними еще раз не буду, — он сделал решительный жест. — Мне это не надо, да и тебе тоже. Потому что только бередить раны будешь людям.
— Да
— Ну, твоим людям. Это одно и то же.
— Слушай, а насчет вдовы что можешь сказать? Это я опять к вопросу о личной жизни…
— Забудь! — отмахнулся Вахромеев. — У Людмилы личная жизнь закончилась больше двадцати лет назад. Сразу после того, как Маринка родилась. Она вся в своих домашних хлопотах, тем и счастлива.
— А мужу она была интересна, такая вся клушка-хлопотушка? Может быть, он ее бросить собирался? А кому охота на старости лет остаться брошенной? Да и менять привычное сытое положение совсем не хочется… — осторожно предположил Орлов, но Вахромеев даже замахал обеими руками:
— Про это вообще не думай! Даже если Вячеслав и заводил какие-то, как ты выражаешься, романчики, для него это не имело никакого значения. Точнее, для его брака. Они с Людмилой давно живут каждый сам по себе мирно-дружно. Обоих это устраивает. Разводиться с Людмилой он не собирался. А уж тем более жениться на ком-то другом, — Вахромеев покачал круглой головой.
— А как же кризис среднего возраста? Он мог не миновать стороной твоего родственника.
Вахромеев аж чуть не подавился — так открыто и раскатисто рассмеялся.
— Ох, я всегда говорил — чрезмерная образованность только вредит. Ты вот посмотри на меня, Петр! Видишь, какой я толстый? А почему? Потому что больше всего на свете люблю плотно и вкусно поесть и выпить пива. Это, в сущности, единственные радости, которые мне остались в моем возрасте, — грустно заключил он. — И никакие бабы мне этого не заменят. А что до этого пресловутого кризиса среднего возраста, который переживают абсолютно все мужчины и сдуру все поголовно бросают своих жен ради женитьбы на молоденькой, — чушь. Вот ты, Орлов, со своей женой разводиться собираешься?
— Нет, — несколько опешив, ответил генерал-лейтенант.
— Во-о-от, — удовлетворенно кивнул Вахромеев. — И когда у тебя есть свободное время, то любишь, наверное, больше всего на рыбалке с удочкой посидеть да перед телевизором полежать. Или ты на свидания к молоденькой бегаешь?
Орлов покраснел, усмехнулся и проговорил:
— Что ж, ты прав. На свидания бегать мне как-то возраст не позволяет.
— Да не надо нам этого, не надо! — убежденно продолжал Вахромеев.
Орлов покосился на его лицо, которое было сама откровенность, и заметил:
— Но Гладких было около пятидесяти, и он находился в хорошей форме…
— Ну и отлично! — сейчас же отреагировал Вахромеев. — Может, и пользовался своей отличной
И Вахромеев как-то снисходительно посмотрел на Орлова. Было непонятно, или он смотрит так, ощущая себя победителем в этой словесной дуэли, или действительно желает предостеречь собеседника от неверных действий.
Но, как бы там ни было, какую-то информацию Орлов, безусловно, в результате этого разговора получил. Гладких по-прежнему оставался фигурой не очень понятной, мотивы его устранения — тоже. Но что-то в словах Вахромеева было очень убедительное. Что смерть чиновника в пансионате была скорее явлением случайным, чем закономерным. И Орлову показалось, что Вахромееву очень хочется, чтобы таковой ее и сочли в конечном итоге.
Вахромеев благодарил Орлова за обед очень долго. И постоянно повторял рефреном: «Не там ищете, не там! Я вам добра желаю! Смотрите, какой я толстый — не могу я быть злым человеком. Просто не могу».
Вахромеев удалился, переваливаясь, как медведь, с боку на бок. Около дверей его встретили двое молодых парней и повели в машину.
«Сопровождение, однако, — покачал головой Орлов. — Секьюрити. А говорит, что бояться ему нечего. Лукавый ты человек, Дмитрий Петрович». И все же правда, похоже, была на его стороне. Орлов не мог этого не осознавать.
Петр Николаевич подумал, что завтра прямо с утра он переговорит на эту тему с Гуровым. Взгляд со стороны часто оказывается полезным. Вот пусть Лев свежим, незамыленным глазом и определит, насколько слова Вахромеева правда, а насколько ложь. Ну и Крячко, разумеется, тоже.
Глава восьмая
Гуров пришел в кабинет Орлова не прямо с утра, а только ближе к одиннадцати. Вместе с ним явился и Крячко.
— Где пропадали? — сдвигая брови, спросил генерал-лейтенант.
— Человека ждали, Петр, — ответил Гуров.
— А я, значит, не человек? — невольно усмехнулся Орлов. — Я же вам сказал вчера — утром сразу ко мне! — И добавил уже более миролюбиво: — Какого человека-то?
— Клебанова, — ответил Гуров.
— И как, дождались?
— Нет. И телефон у него отключен. Я даже позвонил ему на работу, но там ответили, что он с утра не появлялся. Это же самое касается и Шмыгайловского, и Мищенко. Точнее, не так… — Гуров загадочно улыбнулся. — С раннего утра они были на месте, а потом в спешном порядке куда-то укатили, причем вместе. На машине Шмыгайловского. Так мне секретарша сказала.