Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Он рассказывает намного больше. О том, кому такая информация нужна, как ее используют и за сколько продают. Приводит факты, случаи, широко освещенные в прессе, делится секретами.
Уверена, и мне, и Анне абсолютно ясно одно — ситуация паршивая. Такими познаниями не сыплют ради красного словца, за них и убить можно. Чем больше всплывает на поверхность, тем страшнее становится.
— Нам пришлось навсегда прекратить сотрудничество с мистером Ригертом, — подводит знаменательную черту приятный баритон. — За нарушение
Моя подруга не в силах сдержать нервного кашля, снова берется за чашку, но та выскальзывает из дрожащих пальцев и, судя по звуку, разбивается вдребезги.
— Успокойтесь, Анна, — произносится с долей недоумения и насмешки. — Это же не боевик про русскую мафию. Мы действуем исключительно в рамках закона. Когда я сказал о прекращении сотрудничества, то имел в виду, что мистер Ригерт больше у нас не работает. Впрочем, с той рекомендацией, которую он получил, вряд ли сумеет найти должность в другой компании. По крайней мере, на территории Европы.
А далее следует заманчивое предложение. Из тех, на которые не отвечают отказом.
— Мы могли бы предложить вам должность в головном офисе, в Германии. С вашим уровнем немецкого это вполне реально. Сами понимаете, другой уровень зарплаты, — завлекает руководитель, щедро сдабривая речь цветистыми эпитетами о бонусах и приятных приложениях, широких перспективах карьерного роста.
Успеваю внутренне успокоиться вместе с Анной.
— Есть только одно условие, — приходит черед для ложки дегтя. — Необходимо подтвердить некую информацию о вашей подруге Лоре Подольской.
— Какую? — удивление автоматически вырывается наружу.
— Я дам вам подробные указания после подписания соответствующего договора о неразглашении, — раздается уклончивый ответ. — Понимаю, нужно время на раздумья, вопрос серьезный.
— Нет, почему же, — тихо произносит Анна, помедлив несколько секунд.
И мое горло режут тупым ножом.
— Я согласна.
Нажимаю на паузу. Физически невозможно дышать, внутренности обдает кипятком. Закрываю глаза, пробую успокоиться, хоть немного прийти в себя.
Мне давно известно, что подруга удачно продалась и услужливо плела моим родителям сказки Венского леса. Но знать и видеть — абсолютно разные вещи.
Последующие серии не менее захватывающие. Пусть качество съемки не голливудское, а камера одна, мне вполне хватает спецэффектов.
— … Родители Лоры считают, что она пропала без вести, — знакомый баритон повествует о подробностях.
— А она? — сдержанный вопрос.
— Не думаю, что вы когда-нибудь встретитесь вновь, — обтекаемая реплика с недвусмысленным намеком.
— Понятно, — коротко и ясно. — Что именно я должна им сказать?…
Больше не останавливаю ход событий, просматриваю до самого конца, кадр за кадром, пытаюсь найти оправдание и не нахожу. Ищу не для Анны, для себя, собственного понимания, хотя бы малейшего.
Способна
Но до слез пронимает равнодушие. Быстрое согласие, похвальная инициативность. Не замечаю ни капли сомнений, никаких отголосков раскаяния. Даже секундных колебаний нет.
Черт побери, когда режешь чужую глотку, то имей совесть, огорчись, а?!
Вижу, как Анна продвигает идею об участии в проекте своей мамы. Пусть звонит моим близким, подтверждает легенду.
— Для правдоподобности, — смотрит в скрытую камеру широко распахнутыми, невинными глазами.
Смотрит прямо на меня, и тошнота невольно подкатывает к горлу.
— Да, все очень хорошо! С Лорой все отлично! Да… не волнуйтесь, — радостно щебечет в трубку, на ее счастливом лице не возникает ни единой мрачной тени.
А зачем волноваться? Германия, головной офис, новая работа, квартира — головокружительный успех. Похоже, муки совести спрятаны столь далеко, что и не докопаться. Если они, вообще, есть.
Трудно сказать, как долго сижу на диване, не сводя глаз с экрана, застывшего чернильно-черным саваном. Все еще надеюсь получить озарение, простить и отпустить. Не готова к той слепящей ярости, что поднимается со дна души, затрудняя дыхание, закручивая бездонную воронку в районе солнечного сплетения.
«Shit happens, — резонно заключает внутренний голос и выполняет политкорректный перевод: — Забей».
Горячие пальцы ложатся на мои плечи, медленно обводят контур, стягивая тонкие бретельки вечернего платья.
— Жизненная история, — говорит фон Вейганд.
— Не спорю, — едва шевелю губами.
— Эта компания принадлежит мне… хм, опосредованным образом. Иногда сами о своих же заводах данные собираем. Но, кажется, я не упоминал, про заводы в собственности Валленбергов?
Он стоит сзади, но, даже не поворачиваясь, абсолютно уверена, полные губы змеятся в улыбке.
— Нет, не упоминал, — отвечаю все так же тихо.
— Я могу сделать с Анной все, что угодно, — он наклоняется, вдыхает аромат моих волос, и намеренно растягивая слова уточняет: — Все, что тебе угодно. Выбирай.
Всё…
Отдается эхом в ушах, обдает тело раскаленной волной дрожи, заставляет пальцы на ногах поджиматься. Возбуждает и страшит, будоражит и отталкивает. Безумным вихрем эмоций врывается в самую суть, пробирается к нутру, приближает на край пропасти.
Подвластно абсолютно всё. Любая игра, изысканная мерзость, коварный план. Развлекайся в свое удовольствие, поддайся естественному инстинкту, закономерной реакции хищника. Прояви изощренную фантазию, изгаляйся сколько душе угодно, вынуди страдать. Познай сладость вседозволенности, не задумываясь о последствиях.