Плохие девочки не плачут. Книга 3
Шрифт:
Когда Мортон удаляется, фон Вейганд разворачивает меня лицом к себе, пристально вглядывается в мои глаза.
— Как ты? — произносит очень тихо, читаю по губам.
Пожимаю плечами, вымученно улыбаюсь.
— Я устала.
Устала держать спину прямо, сохранять спокойствие и возвращать самоконтроль. Устала от посторонних людей вокруг, цепких взглядов и презрительных шепотков. Устала искать правду, стучаться в закрытую дверь и не находить ответов. Выносить унижения с гордо поднятой головой, изворачиваться и лгать, подозревать в предательстве
— Сильвия успела многое рассказать? — спрашивает фон Вейганд, увлекая меня за собой, прочь от пар, которые вновь возобновляют танец.
— Не знаю. Наверное, не очень многое, — оживаю рядом с ним, обретаю силу духа. — Про то, что ты спишь со всеми подряд, никогда не станешь хранить верность. Про то, что вы крепко связаны и не сможете развестись. Про историю с запиской, что было специально подстроено, и Мортон не простит случившегося… ну, то, что ты ударил… и… про шпиона, который, надеюсь, остался жив.
— Надейся, моя маленькая, — смеется он.
— Ты… ты не хочешь прокомментировать подробнее?
Фон Вейганд останавливается, некоторое время медлит, будто намечает план последующих действий, а потом наклоняется и скороговоркой, точно копируя мой стиль в моменты спонтанных откровений, заявляет:
— Шпион скорее жив, чем мертв. Я не спускаю измен, он был об этом прекрасно осведомлен. Сам сделал свой выбор, сам и расплатился. Мортон действительно не простит, но мне его прощение без надобности. Сильвия считает себя умнее других, но это не так, и если ей везло раньше, то это все равно не означает, что будет везти всегда. Верность… разве я давал повод сомневаться?
— Бросил меня посреди зала, убежал к неизвестной дамочке и развлекался с ней под зажигательные ритмы вальса, а меня даже единственного па не удостоил и это после изнурительных занятий на протяжении целой недели, — выстраиваю четкий список грехов и выношу суровый вердикт: — Тянет на пожизненный срок.
— Возвратимся танцевать, или начнем делать то, чего я действительно хочу? — нагло искушает он.
Благоразумие отступает на второй план. Вот не умею долго обижаться. Отказываюсь трезво мыслить.
— Например? — получается чересчур хрипло, будто простуженным голосом.
Фон Вейганд подталкивает меня в сторону, мимо массивных колонн, к стене. Туда, где нет посторонних, во власть полумрака.
— Например, перейдем к наказаниям, — шепчет он в приоткрытые губы, усмехается и дразнит, будоражит жарким дыханием.
— За что? Какие наказания? Ты… — пораженно вскрикнув, забываю, как правильно дышать.
Резким движением золотое платье поднято до талии. Мгновение — меня подхватывают, рывком вынуждают раздвинуть ноги. Оказываюсь в ловушке между ледяной поверхностью расписного мрамора и горячим сильным телом. Шальная игра контрастов, хаотичная пляска оттенков.
— Я могу трахнуть тебя прямо здесь, — вкрадчиво сообщает фон Вейганд, покрывая мою шею скользящими
— Нет, — стараюсь возражать тише, не желаю созывать свидетелей. — Ты с ума сошел, отпусти немедленно.
Пытаюсь вырваться, но когда мне удавалось?
— Сначала позволяешь поцелуи этому сопляку, Гаю Мортону, а теперь я вижу, как тебя лапает его отец.
Очень сложно не завопить, когда он кусает мое плечо, вонзается зубами дико, по-звериному, заставляя поверить, что шутки остались в прошлом.
— Издеваешься, — приглушенно всхлипываю, стараюсь сдержать истерику. — Я же не виновата… предложил мне танцевать… просто нельзя было отказаться… как я…
— Ты готова принять любые предложения? — фон Вейганд нежно зализывает рану, слегка отстраняется и проводит языком по моим дрожащим губам.
— Нет, конечно, нет…
— Уверена?
Под прицелом его глаз лгать невозможно.
— Абсолютно уверена, — нервно сглатываю, пробую набраться отваги: — Казалось, так принято в обществе. Люди танцуют, мило беседуют, делают комплименты, сплетничают исключительно за спиной, и нужно соответствовать… хм, стереотипу.
Он отпускает меня, заботливо поправляет платье, приводит в порядок прическу, любуется на следы от собственных зубов, а после прикрывает рану вьющимися локонами.
— Я не утверждаю, будто ты намеренно желала вызвать во мне ревность или того хуже — изменять. Признаю, сегодня твое поведение безупречно, превосходит ожидания.
Пальцы касаются подбородка, принуждают поднять голову и смело встретить горящий взгляд.
— Но считаю своим долгом напомнить: даже не думай. Никогда, ясно?
Согласно киваю.
— Иначе все, что было прежде, в моем киевском офисе, в подвале, в самых страшных кошмарах… все это покажется детскими забавами. Я больше не буду таким добрым и понимающим.
Снова киваю, опасаюсь нарываться на продолжение, предпочитаю добровольную капитуляцию. Тем более, отстаивать нечего, покачаю права позже. На данный момент лучше изображать немую.
— Я не планирую ничего плохого в ближайшее время. Никаких серьезных наказаний не намечается. Скорее, наоборот, поощрения, — пальцы фон Вейганда ласково скользят по спине. — Очень романтичные поощрения.
Глава 5.1
Верите ли Вы в сказки так, как верю в них я?
Наплевав на законы логики, вопреки голосу разума, основываясь исключительно на ослином упрямстве. Замирая в слепом, казалось бы тщетном, но таком близком и бесценном ожидании чуда.
Просто потому что — все будет.
Чуть раньше или намного позже. По строгому графику или абсолютно неожиданно. Сегодня или завтра, через месяц или спустя годы. Ведь четкая дата не слишком важна. Важна надежда. Пусть инстинктивная, подсознательная, не подкрепленная стройной чередой фактов, не вычисленная механическим путем. И все же значимая, жизненно необходимая, неотделимая от сути.