Плохие девочки живут за стеной
Шрифт:
– Тим. С тобой все в порядке?
Парень сидит на полу с горстью каштанов в руках и по очереди бросает их в ведро, не поднимая на нее глаз. Они бултыхаются в воду, забрызгивая все вокруг.
– Я так рада.
Тим поднимает голову и укоряюще смотрит. В груди больно дергает, когда она понимает, что в его глазах стоят слезы, а уголки губ ползут вниз по вытянутому подбородку.
– Чему именно? Ты ведь знала, что я не люблю, когда меня не слушаешь.
– Я не понимаю… Что случилось?
– Я видел из окна, как ты опять говорила с соседом. Хихикала, миловалась.
– Ох, Тим… Опять? Ты же знаешь, что он оказал огромную помощь маме, когда у нас были проблемы. Я обязана быть с ним мила. Ты же знаешь…
– Обязана? Ты обязана слушать только меня. Разве я недостаточно понятно объяснял? – напряжение в голосе доходит до пика в последней фразе, но она не может вместить весь гнев.
Рука с силой швыряет оставшиеся каштаны в кафельную плитку на стене, и один рикошетит Аглае в лоб.
– Ай! – Она трет место попадания ладонью. – Прости. Я буду, буду тебя слушать. Правда.
Тим вскакивает, ногой переворачивая таз, и пол покрывается слоем
Сырость тут же пропитывает носки, и Аглая испуганно отступает назад, пока не ударяется в стену затылком.
– Не надо. Пожалуйста.
Поправив ворот футболки, он выпрямляется, вырастает до огромных размеров, а сама Аглая уменьшается в росте, сжимается в крошечный комок и становится почти прозрачной, почти переставая ощущать саму себя. Тим молча подходит и очень осторожно проводит пальцами, холодными и мокрыми, по покрасневшему пятну на коже. Это даже приятно.
Пальцы спускаются по щеке, проходятся по венке на шее и обхватывают, надавливая, а когда Аглая громко сглатывает слюну, его губы вздрагивают и растягиваются в улыбке.
– Неужели испугалась? Я ведь так тебя люблю. Думаешь, могу причинить тебе вред?
Думала, может… Только что. Что за глупость? Ведь и вправду он никогда не переходил грань настоящей опасности. Эта грань еще далеко.
Он спускает лямки с ее поникших плеч и дергает подол вниз.
Аглая зажмуривает глаза. Эти прикосновения необычные, они ожогами остаются на теле. Тысячный, тысяча первый… тысяча пятый. Старые уже не болят, но она помнит их все, и поэтому каждый раз продолжает счет с того момента, на котором остановилась.
Конец ознакомительного фрагмента.