Плохо нарисованная курица
Шрифт:
— Вы совершенно потный, — сказал пан доктор, когда настала очередь бегемота.
— Он любит потеть, это у него хобби, — говорит пеликан, который в это время держал бегемота за руку, — кто-то любит играть в пинг-понг, а кто-то любит потеть.
— Угу, — говорит пан доктор, — а я думал, что он боится.
— Ну, что вы, — говорит пеликан, — такое огромное животное даже понятия не имеет, что такое страх.
— Ну, тогда начнем, — сказал пан доктор и взял шприц.
Увидев шприц, бегемот стал белым как мел.
— Что
— Это необычный бегемот, — говорит пеликан, — просто это белый бегемот, он единственный такой.
— Но ведь минуту назад он был серый, — говорит пан доктор.
— Да, — говорит пеликан, — он бывает то серый, то белый, именно этим он и ценен.
— Ладно, — говорит пан доктор, — коль уж это такой ценный бегемот, постараемся сделать укол особенно тщательно.
И стал смотреть, куда бы это сделать бегемоту укол.
«Ну, вот сейчас-то и будет больно», — мысленно сказал сам себе бегемот и закрыл глаза.
— Тут не пойдет, — говорит пан доктор, оглядывая бегемотову спину, — тут кожа слишком толстая, попробуем в другом месте.
Но сколько он ни искал, тонкой кожи у бегемота так и не нашел.
— Ничего не поделаешь, — сказал пан доктор наконец, — кожа у вас везде толстая, как у бегемота, так и иглу можно сломать, мне не удастся сделать вам укол, вы не обидитесь?
Бегемот вытаращил на него глаза, заморгал, а потом пустился в пляс по кабинету и закричал:
— С чего бы это я стал обижаться? Ничего ведь не случилось. До свиданья!
И побежал прочь от поликлиники, побежал прямо в купальню. Там он смеялся, брызгал во все стороны водой, древесные лягушки вынуждены были даже прикрикнуть на него, они, мол, из-за него даже граммофон не слышат.
И вот, представьте себе, проснулся бегемот в один прекрасный день, глянул на себя в зеркало и видит: он весь желтый.
— Что такое? — сказал он. — Будь я весь белый, это могло бы означать: я чего-то боюсь. Но почему же я желтый? Надо у кого-нибудь спросить, в чем тут дело.
И он отправился в купальню.
Как только он там появился, возник страшный переполох: желтый бегемот! Такого тут еще не бывало! Все разглядывали его и спрашивали, где он достал такую красивую краску.
— Скорее всего это не краска, а лак, — сказали крокодилы, — наш мяч, которым мы играем в воде, блестит так же.
— Пожалуй, это крем для загара, — закричали древесные лягушки.
Только гуси держались важно, они махнули на все это крыльями, давая тем самым понять, что для них это уже пройденный этап: еще птенцами они были такого же цвета.
— Ну и глупые же вы, гуси, — воскликнул пеликан, — тут нет ничего общего. Скорее всего это какое-нибудь заболевание!
Едва пеликан это понял, он тут же вытерся полотенцем и отправился в поликлинику.
— А известно ли вам, — сказал он пану доктору, — что бегемот
— Это очень даже возможно, — говорит пан доктор, — это очень ценный бегемот, он бывает то серым, то белым, почему бы ему не быть какое-то время желтым?
— Никакой он не ценный бегемот, — говорит пеликан, — все это ерунда, белым он был потому, что боялся прививки.
— Так вон оно что! — воскликнул пан доктор. — Значит, это был обыкновенный бегемот, которому не сделали прививку! А поскольку ему прививку не сделали, он заболел желтухой. А поскольку желтуха болезнь очень серьезная, его надо немедленно уложить в постель.
И оказался наш бегемот в постели. Кончилось для него купание, пришлось ему глотать порошки. Рядом с ним сидела медицинская сестра и мерила ему температуру.
— Как это ужасно, — жаловался ей бегемот, — лежать вот так, когда все в купальне играют в мяч и слушают веселые пластинки, которые наигрывает граммофон. Сестричка, хоть сказку мне расскажите.
Сетричке было жаль бегемота, и она стала ему рассказывать:
— Жил-был однажды один бегемот, он ужасно боялся прививок…
О кошке, которая любила ушастое кресло
Говорят, что кошки неверны в дружбе, но это неправда. Жила-была одна черная кошка с красной ленточкой на шее. Ленточка очень ей шла, и каждое кресло говорило ей:
— Сядь ко мне, тут тебе будет очень удобно, вот увидишь! В комнате стояло шесть кресел, были они кожаные, с резными ножками, но кошка любила другое кресло — с огромными боковинами-ушами, которое за это звали ушастиком.
Ушастик был стар, он все время мерз, поэтому и стоял у печки. Кошка сидела в нем с утра до вечера, беседовала с ним, читала ему газеты, и вместе им жилось хорошо.
Кресла, стоявшие в комнате, ужасно злились на ушастика и говорили между собой шепотом:
— Дался кошке этот глупый ушастик! Мы ведь намного красивее его! Ножки у нас резные, а ушастик старый, противный, уши огромные, как у слона.
И хотя кресла шептались между собой очень тихо, ушастик все слышал, уши-то у него большие, й думал: «А ведь, пожалуй, кресла правы, я старый, некрасивый, уши у меня большие, выгляжу я, наверное, смешно, когда-нибудь кошка заметит это, я перестану ей нравиться, и что тогда?»
Опасаясь, как бы кошка с красной ленточкой действительно не заметила этого, подождал, когда она пойдет гулять на крышу, отправился на кухню, взял из шкафа самый большой нож и — чик-чик! — отрезал себе оба уха. Потом глянул в зеркало. Ушей больше не было, он стал похож на остальные кресла и радовался этому. «Больше мне не придется выслушивать всякие глупые разговоры, и кошка будет меня любить всегда».