Площадь диктатуры

Евдокимов Андрей

Инка Иванова была в "Вечерке" ведущим политическим обозревателем. Она писала большие, строк по триста-четыреста, статьи. Тема, по которой она прошлась, для других закрывалась навсегда.

– Может быть, Марина Евгеньевна, позже?
– на всякий случай спросил Рубашкин

– Заходите как-нибудь, я вас помню, - явно торопясь, ответила Салье.

Говорили, что сессия должна начаться третьего апреля. Рубашкин очень хотел пойти на открытие, но, чтобы туда попасть, требовалось приглашение. Никто не знал, где их выдают, и в конце концов он стащил в пресс-центре картонку с крупной

надписью "ПРЕССА", служившую пропуском в зал заседаний.

На открытие сессии Рубашкин приехал почти за час до начала, но почти все места для журналистов оказались заняты. Такие же карточки, как у него, были у многих, даже у тех, кто никакого отношения к журналистике не имел.

На лестничной площадке сбоку от главного фойе было особенно многолюдно, плотная пелена дыма поднималась в пролеты, воздух гудел от голосов. С Рубашкиным здоровались, обменивались парой слов, но он чувствовал неловкость и горечь. Свербила мысль, что многие добились депутатских мандатов благодаря его помощи, но теперь мало кто придает этому значение.

"А те, с кем нам разлуку Бог послал, прекрасно обошлись без нас", - вспомнил он элегическое стихотворение Ахматовой, совсем не подходящее к тому, что видел вокруг.

Рядом остановился Таланов.

– Ты куда пропал?
– быстро затягиваясь сигаретой, спросил он.

– Я на том же месте, изменений нет, а тебя нигде не поймать. Куда ни зайду, всюду слышу: "Таланов был, скоро будет, но не здесь", - обрадовавшись встрече, сказал Рубашкин.

– Скоро стану прозаседавшимся. Каждый день три-четыре совещания по дележке портфелей. На совете ЛНФ решили дать мне комиссию по торговле, а Салье - представляешь?
– вызвалась стать председателем комиссии по продовольствию. Сказала, что это самый важный участок, а она, как лидер, должна быть там, где труднее.

– Как комиссары в пыльных шлемах, - усмехнулся Рубашкин.

– Торговля и продовольствие - ключевая вещь. Обком затаился, хочет спихнуть всю ответственность на нас: мол, вы хотели демократию, вот и получайте то, что сами выбрали. В принципе, грамотная тактика: народ и так стонет от бескормицы, а если с продуктами станет еще хуже, Ленсовет просто сметут. От народной любви до всенародной ненависти путь, знаешь ли, короток.

– Так зачем тебе соглашаться?

– Другого не предлагают, все остальные комиссии уже расхватали, да и какая разница, чем руководить?
– пожал плечами Таланов.
– Кстати, Главное управление торговли подготовило интересную справку. Если хочешь, возьми - вдруг статья получится.

Рубашкин быстро перелистал справку и понял, что Таланов прав - материал был уникален: всю городская торговля была представлена, как на карте военных действий - с цифрами, объяснениями и перспективой. Правда, перспектива выглядела удручающей.

– Здравствуйте, Виктор Львович! Здравствуйте, Петр Андреевич!
– сбоку неожиданно возник улыбающийся Мигайлин.
– Я не помешал?

– А мне уже пора, - Таланов озабоченно взглянул на часы.
– Надо кое с кем поговорить перед началом.

– Подождите, Петр Андреевич. До начала успеем, у меня всего два слова, - удерживая Рубашкина за рукав, сказал

Мигайлин.
– Недавно мы с Мариной Евгеньевной снова и долго о вас говорили…

"Врет! Ей теперь не до меня, едва вспомнила " - подумал Рубашкин.

– Нужен ответственный и проверенный человек курировать газеты и телевидение. Учитывая ваш огромный опыт в журналистике… Ну, вы понимаете?

– Что конкретно?
– прервал его Рубашкин.

– Марина Евгеньевна хочет ввести в новую структуру горисполкома управление по печати и свободе слова…

– Но я слышал, в Ленсовете будет такая комиссия из депутатов.

– Вопрос с комиссией упирается в кандидатуру ее председателя, Вдовина[99]. Он метит на должность председателя Петроградского райсовета, где уже есть очень достойная кандидатура. Если бы вы уговорили Вдовина - вы ведь с ним хорошо знакомы - уступить на выборах в райсовете и сосредоточиться на работе в городской комиссии, то получится превосходная комбинация. Вдовин будет курировать прессу по законодательной линии, а вы - через исполком. Действуя дружно, наверняка удастся ограничить влияние Обкома.

– Давайте обсудим с Мариной Евгеньевной. Я хочу услышать от нее все детали, - подумав, ответил Рубашкин.

– Вряд ли у нее найдется время, она сейчас так загружена. Предварительное поручение она мне дала, поэтому лучше придти к ней с уже готовым предложением, тем более, сроки поджимают, - дружелюбно улыбаясь, промолвил Мигайлин.

Внезапно захрипев, включились динамики внутренней трансляции.

– Уважаемые коллеги, уважаемые гости! Первую сессию Ленинградского городского Совета народных депутатов XXI-го созыва объявляю открытой, - раздался голос Филиппова. Вслед обрушился грохот аплодисментов.

– Пора идти, уже началось, - взволнованно сказал Рубашкин.

– Одну минуточку, Петр Андреевич, - остановил его Мигайлин.
– Давайте договоримся сейчас, не откладывая. Это очень важно.

– О чем договоримся?
– спросил Рубашкин.

– Буду краток, только по сути: вы уговорите Вдовина снять свою кандидатуру на выборах в Петроградском райсовете и поддержать другого человека. Вдовин станет председателем депутатской комиссии, а мы пробиваем ваше назначение в управление по печати - начальником управления!

– Кто имеется в виду, кто будет меня "пробивать"?
– спросил Рубашкин.

– Все! Все руководство Народного фронта, все мы!
– радостно воскликнул Мигайлин.

– И Филиппов?
– спросил Рубашкин, точно зная, что тот обязательно выступит против него.

– Конечно, Петр Сергеевич полностью в курсе дела, - без промедления заверил Мигайлин.

– Уважаемые коллеги! Давайте на время забудем о вопросах регламента. Ничуть не умаляя значение процедурных вопросов, все же хочу напомнить, что есть вопрос поважнее. Это вопрос о власти! Наши избиратели не поймут, если мы немедленно не примем поистине судьбоносное решение, записанное в повестке дня вторым пунктом, который гласит: "О переходе всей полноты власти к Ленгорсовету", - услышал Рубашкин чей-то голос. Ему показалось, что говорил Болтянский, но он не был уверен.