Площадь диктатуры
Шрифт:
– Разве ваш муж работает в КГБ, а не в Обкоме?
– невпопад спросил Горлов.
– Да, он работает в Обкоме… Вы столько обо мне знаете: телефон, и про мужа, и даже, что он ревнивый?
– Осенью я летел домой из Краснодара. Когда садился в самолет, думал опять вас встретить. Потом разговорился со стюардессой. Она вас хорошо знает - вместе учились на каких-то курсах.
– И что еще она обо мне рассказала?
– Скорее обо мне, что я влюблен…
– Влюблены в меня? Почему вдруг?
– удивилась Лариса.
–
– Господи! Какая чушь!
– засмеялась Лариса, и, помолчав, тихо сказала: -Однажды мы взлетали на Челябинск и долго ждали высоту - диспетчер напутал, нужно было пропустить краснодарский. Я тогда вспомнила о вас. Вспомнила как-то мимолетно, не знаю, как объяснить…
– Мне очень легко с вами, - сказал Горлов и отпил вина потому, что стало сухо во рту и часто, с перебоями забилось сердце.
– Все совсем остыло, а вы даже не притронулись, - не глядя на него, сказала Лариса.
Луч прожектора неожиданно ударил им в глаза, динамик щелкнул и захрипел.
– Для нашего дорогого гостя, Бориса Петровича из Ленинграда и его не менее прекрасной спутницы исполняем старинное танго "Город над вольной Невой". Белый танец - дамы приглашают кавалеров!
– на весь зал загремел искаженный акустикой мужской голос.
– Вы популярная личность, Борис Петрович! Придется вас пригласить, - вставая, сказала Лариса.
Свет метнулся к потолку, дробясь от вращающегося зеркального шара. В ресторане почти никого не осталось, они были одни на подсвеченной снизу танцевальной площадке.
– Вы забыли мое имя и сразу не спросили, а потом было неудобно, - догадался Горлов.
– Иногда кажется, что вы читаете мои мысли, - она откинула голову и посмотрела ему в глаза.
– Да, я владею сенсорикой двадцатого дэна, акапунктурным суперпрограммированием, методами трансцендентного сверхгипноза и знаю, что вам больше всего нужно, - ответил Горлов. От ее взгляда и близости у него закружилась голова.
– Я не очень поняла, чем вы владеете, но хотелось бы узнать…
– То же, что и всем - счастья, - тихо сказал Горлов.
– Теперь верю: вы настоящий экстрасенс, - засмеялась она.
Музыка кончилась, они вернулись. Пока их не было, со стола убрали.
– Есть мороженое. Вам кофе или чай?
– спросил официант.
– Кофе!
– сказал Горлов и передал официанту две десятки для оркестрантов.
Пока они ели мороженое и допивали кофе, со столиков начали снимать скатерти, и на голые столешницы ставили стулья вверх ножками.
– Помните, у Леонтьева есть такая песня: "Куда уехал цирк?" Или что-то в этом роде об уехавших артистах и празднике, который кончился?
– спросила Лариса.
– Говорят, есть книжка с противоположным названием. Кажется: "Праздник, который
– Говорят, кажется…, - передразнила его Лариса.
– Неужели вы не читали Хемингуэя?
– "Старик и море" - конечно, читал. Потом про бой быков и это - "Снег в Африке" - что-то о жене, которая вместо тигра подстрелила мужа за то, что он ее разлюбил…
– Вы шутите?
– изумилась она.
– Почему? Я читал Хемингуэя и все хорошо помню.
– Вы - как мой муж, который не видит разницы между сионизмом и супрематизмом!
– смеясь, воскликнула Лариса.
Свет мигнул и погас, осталась только лампочка над входом в служебные помещения, и на их столе, мигая, догорала свеча.
– Жалко, но пора уходить, - вставая, сказал Горлов.
– Вы и здесь не будете расплачиваться?
– спросила она.
– Живу в кредит, - пожал плечами Горлов.
– Если разбогатею, то заплачу.
Они пошли в номер за ее пальто, и он все больше нервничал, стараясь говорить о мелочах.
Прежде, чем одеться и уйти, она позвонила по телефону.
– Диспетчер сказала, что погоды до полудня не будет. Слава Богу, можно спать спокойно, - рассеянно объяснила она, повесив трубку.
– Я не буду вас тревожить, но обещайте, что сами позвоните мне, - сказал Горлов, подавая ей пальто.
– Не сердитесь, но ваша знакомая была права: я действительно в вас влюблен.
– Почему сердиться? Разве можно за это рассердиться?
– повернувшись, она оказалась совсем близко, лицом к лицу и он обнял ее за плечи. В последний миг она отклонила голову и его губы коснулись ее щеки.
– Обещайте, что позвоните, - тихо сказал Горлов.
– Посмотрим, может быть… Наверное позвоню, - так же тихо ответила Лариса и, помолчав, неожиданно спросила: "Вы не боитесь, что я не смогу отказать себе в желании звонить вам каждый день?"
Он не подумал, скорее почувствовал, что если оставит ее сейчас, то будет всегда жалеть, а она, что бы ни говорила, никогда ему этого не простит.
– Не уходи, ты не можешь просто так попрощаться и уйти, - твердо, как о решенном, сказал он.
– Хорошо, я останусь, - спокойно и, как ему показалось, равнодушно, ответила она.
Горлов будто знал, что ее губы окажутся мягкими и теплыми, а поцелуй вызовет у него желание, такое сильное, что станет больно. Но когда они наконец оказались совсем вместе, он испытал потрясение, которое не мог объяснить и выразить. Ничего подобного не бывало с ним раньше, он не представлял, что такое вообще может быть, и вдруг подумал, что не будет никогда больше.
Она порывисто дышала, сквозь стиснутые зубы иногда прорывался стон. Потом с силой прижала его руку к своей груди, там где билось ее сердце. Он чувствовал нарастающую жажду освобождения, и ее тело отвечало радостной и взаимной готовностью.