Площадь Согласия. Книга 1
Шрифт:
Конечно, такое поведение беспокоило куратора и вечно раздраженного бригадира. По большому счету придраться было не к чему: работали девушки, как все, не хуже и не лучше, зато проблем и шума от них было больше, чем от остальных, вместе взятых. Посоветовавшись, руководство пришло к единодушному выводу — беспокойную парочку нужно изолировать. Но как? Ответ нашелся сам собой: на кухне одна за другой заболели посудомойки, и на оставшиеся десять дней возмутительниц спокойствия сослали в столовую.
К удивлению многих, две весьма интеллигентные барышни нисколько не сопротивлялись и, казалось, даже обрадовались такому повороту событий. Вставать им теперь приходилось ни свет ни заря, ложиться спать — за полночь, зато в перерывах между работой оставалось предостаточно свободного времени, которое они проводили
Вот тогда-то и выяснилось, что обе хранят теплое воспоминание о вырастивших их бабушках, что нравятся им одни и те же книги, что обе любят поэзию, слушать предпочитают одну и ту же музыку, никто из них не познал еще настоящей любви и, что самое главное, ни одна из них до сих пор не была настолько открыта и откровенна с кем-либо: уж слишком их опекали дома, не давали ни мнения своего высказать, ни самостоятельного шага сделать! А здесь все самое тайное, годами копившееся, словно в музейном запаснике, наконец-то было востребовано, выплеснуто, высказано, выслушано и дополнено такими же запрятанными от чужих ушей откровениями.
Иногда им казалось, что они понимают друг друга без слов. Однажды, сидя поздним вечером на валуне у озера и любуясь рассекавшей водную гладь лунной дорожкой, Инна и Тамара прочувствовали это впервые, прижались друг к дружке и совершенно неожиданно произнесли: «Я этого никогда не забуду!..»
…«Как же там было? — не открывая глаз, Тамара попыталась припомнить когда-то написанное Инной стихотворение.
Плещет озеро ночное, Тихо льется лунный свет. Никому до нас с тобою В этот вечер дела нет. Ты прижмись ко мне поближе — В грусти трудно одному, Одиночество, подружка, Я с тобою разделю. Сбросим тягостную ношу И в звенящей тишине Распахнем друг другу души: Я — тебе, в ответ ты — мне. Пролетят десятилетья, Наши сбудутся мечты. Но останутся навечноОзеро, луна и мы…» — беззвучно прошептала она и почувствовала, как самолет начал снижение.
«Боже мой! Как же тогда верилось, что все мечты сбываются! Где взять хоть капельку юношеского оптимизма? Почему прожитые годы добавляют только грусти и разочарования?..»
…Как и Крапивина, Рождественская была медалисткой и поступила в политехнический институт вопреки своей воле и желанию. Разница была в одном — она еще в школе знала, что преподававшие в том же вузе родители никуда ее от себя не отпустят.
Единственная дочь, единственная внучка… Живое воплощение всех несбывшихся надежд и тайных желаний, самая красивая, самая способная, самая любимая… С раннего детства она росла в атмосфере безграничного обожания. Близкие не могли ею надышаться и оберегали от всего на свете: от простуды — с рождения, превратив квартиру в тепличный комбинат, от влияния плохой компании — еще с песочницы, от школьных ухажеров — с первого класса, а бабушка, пока была жива, провожала и встречала ее со школы за руку.
То, что вплоть до старших классов родители никуда не отпускали ее одну, служило поводом для насмешек одноклассников. И как ни отстаивала она свою свободу, как ни рыдала, пытаясь объяснить, что уже давно не маленькая, все было безрезультатно.
Если она забывала это сделать или возвращалась домой позже положенного срока, весь вечер родители пили сердечные капли и укоряли: папа с трудом дочитал лекцию, мама не смогла нормально участвовать в заседании кафедры… А все из-за единственной дочери!
Инночка редко ходила в гости. На школьные вечера ее отпускали лишь по большим праздникам и вместо долгих, романтичных прогулок с одноклассниками приходилось со всех ног нестись домой: Боже упаси опоздать! В следующий раз ни за что не отпустят.
Все выходные примерная дочь проводила в кругу семьи, дома или на даче. Пожалуй, единственное, что ей позволялось и даже поощрялось, это чтение. А так как больше заняться было нечем, от корки до корки она прочитывала все: и обязательную литературу по школьной программе, и толстые подписные журналы, и запрещенный «самиздат», который тайком приносили домой родители. Конечно же, они прятали неподцензурные книги, но были не больно изобретательны в поисках укромного места. Тайником служила хранившаяся в кладовке бабушкина корзина с рукоделием, и Инночка отыскивала книги без особого труда. Так что к окончанию школы дочь Рождественских была самой начитанной выпускницей.
И все-таки, несмотря на то что жизнь ее протекала под неусыпным родительским оком, при любом удобном случае Инночка пыталась вырваться из этого опутанного колючей проволокой запретов и назиданий мира. Хорошо зная расписание родителей, после школы она частенько приглашала к себе в гости одноклассников, между звонками на кафедру умудрялась сбегать на дневной сеанс в кино и даже, немея от страха, тайно покуривала с соседкой по двору.
С раннего детства в ее душе жила странная и, казалось, нереальная мечта: попасть в Париж. То, что ребенок ни с того ни с сего изъявил желание изучать французский язык, родителями было воспринято с удовлетворением, но, посоветовавшись, они определили Инну в лучшую в городе английскую школу. Второй язык — немецкий — также не был ее выбором: мама с папой посчитали, что он более перспективен, да и студенты их института нередко выезжали на практику в ГДР. Впрочем, дочь не противилась: для себя она твердо решила, что все равно выучит французский! Хоть на пенсии! Вот только освободится от опеки родителей, которые расписали ее будущую жизнь, как план диссертации. И начинался он с поступления в родной институт.
Смирившись с тем, что стать студенткой иняза ей не удастся, Инна продумала свой план: постепенно и незаметно пробить брешь в железобетонной стене родительских запретов, расширить ее до нужных размеров и, как только выпадет удобный случай, покинуть родительское гнездо. Она очень любила папу и маму, но жить с ними вместе не собиралась.
Получив золотую медаль, она без проблем была зачислена на выбранную ими специальность и с нетерпением стала ждать сентября.
Первый этап самостоятельной взрослой жизни — а поездку в колхоз она относила именно к этой категории — принес и первый желанный результат: у нее наконец-то появилась настоящая подруга…
…Инна пропустила вперед группу вышедших из автобуса туристов и, позволив им вдоволь нафотографироваться у подножия Эйфелевой башни, призывно подняла вверх яркий полосатый зонтик.
— Дамы и господа, мадам и месье, — приветливо улыбнулась она. — Перед вами одно из величайших творений рук человека, подтверждающее его неотъемлемое право создавать вещи, соответственные масштабам его гения. Несомненный символ Парижа — Эйфелева башня — был возведен к Всемирной выставке тысяча восемьсот восемьдесят девятого года, которая развернулась внизу, прямо у ее опор. Инженерная мысль в те времена стремилась преобразовать и приспособить любой вид искусства к новому течению жизни, новому восприятию мира. Это были годы прогресса, годы промышленной революции и научных завоеваний. Инженер Гюстав Эйфель спроектировал этот необыкновенно воздушный силуэт, и башня из металла торжественно вознеслась над Парижем как триумф успеха и залог дальнейших завоеваний человечества…