Площадь Согласия. Книга 2. Навстречу счастью
Шрифт:
«Хорошо, что никто даже не догадывается, какими суммами я оперирую на самом деле, — подумал Артем, покидая адвокатскую контору. — Иначе мой развод стал бы точной копией развода Алексея».
Прекрасно понимая причины, задерживающие Кушнерова в Нью-Йорке, Радченко тем не менее как никогда остро чувствовал необходимость присутствия друга в Москве: посоветоваться и откровенно поговорить на наболевшие темы было не с кем. А развод с Лидой, адвокаты которой развили бурную деятельность, того требовал. К тому же он до сих пор не вычислил ее информатора.
Алексей специально решил никому не говорить о грядущем разводе и о материальных
Тогда он пошел другим путем и стал вспоминать, кто, где и когда мог получить более-менее полную информацию о деятельности его компаний. Методом исключения круг подозреваемых сузился до пяти человек: Цеховский, Зельмах, Ничипорович, Кофтан, Садовников. Все они занимали руководящие посты, все были людьми знающими, толковыми и… никак не походили на врагов. Те немногие, которых он приблизил к себе, были по-настоящему доверенными людьми и стали ими не в одночасье — на это потребовались годы. Если не просили его совета, Радченко даже не вникал в мелкие дела и проблемы подразделений, которые они возглавляли, потому что он верил своим людям, и этим было все сказано. Предположение, что кто-то из них может его предать, было сродни удару в незащищенное место.
Накануне вечером ко всем этим проблемам добавилась еще одна: окончательно слег отец. Престарелые родители были душевной болью Алексея. Всякий раз, уезжая от них, он запирал калитку, оглядывался на смотревшие на него с укоризной окна отчего дома, пристанище двух одиноких людей, и чувствовал нестерпимую горечь: в следующий свой приезд он может не застать мать или отца в живых. Будь у него дети, возможно, и удалось бы уговорить их переехать, но не силой же увозить родителей с насиженного места!
— Подъезжаем, — прервал его размышления Чернов.
В сумерках догоравшего дня Алексей заметил мелькнувший в свете фар «BMV–X5» указатель «Ошмяны» и перевел взгляд на часы: «Час разницы, значит, здесь только семь вечера».
Поплутав по узким улочкам, машина остановилась перед свежевыкрашенными воротами: работавший в местном коммунхозе друг детства Витя Серов присматривал и за домом, и за стариками Радченко, и за их хозяйством. При этом отказывался от денег наотрез. Год назад Алексей едва ли не силой заставил его взять доверенность на родительскую «Ниву»: отцу все равно уже не сесть за руль, не гнить же машине в гараже.
— Мама, ну почему ты калитку не запираешь? — неслышно вошел он в дом. — Здравствуй, мама.
— Лешенька! — всплеснула руками мать, притянула к себе его голову и поцеловала в лоб. — А я вас часам к десяти ждала… Славочка наш совсем сдал…
Заметив, что у женщины мелко затрясся подбородок, а выцветшие когда-то васильковые глаза наполнились слезами, Алексей обнял ее за плечи и прижал к себе.
— Где папа?
— В спальне. Ты с Володей приехал?
— С Володей и Михаилом. Они машину во двор ставят. Ты не волнуйся, мы не голодные и продукты привезли, — продолжал он поглаживать ее по спине.
— Ну как же? Я картошечку почистила — сейчас быстренько отварю… — Женщина оторвала голову от груди сына и сморщенными старческими ладонями вытерла проступившие слезы.
— Давай сначала
Знакомая с детства мебель, ковер на стене, бордовые дорожки, застилавшие весь пол вытянутого в длину зала, три двери: в комнату братьев, в его комнату, в родительскую спальню… На секунду Алексею показалось, что он вернулся в детство: сейчас заберется с ногами в кресло с деревянными подлокотниками, включит телевизор и…
Ударивший в нос острый запах лекарств резко оборвал воспоминания. Похудевший, весь иссохший отец бездвижно лежал на кровати. Вдруг, словно почувствовав взгляд сына, он вздрогнул, медленно повернул голову, приоткрыл затуманенные глаза и еле слышно забормотал:
— А Сергійко-то наш живий… Мені тільки що Валентин з Павлом сказали… Ти б його розшукав, Олексійку…
— Обязательно разыщу, папа.
Услышал он или нет, Алексей так и не понял: глаза снова закрылись, и седая голова вернулась в прежнее положение.
Спустя полчаса на пороге появились Виктор с женой.
— Что с ним? Только честно, — спросил Алексей, дождавшись, когда мать скрылась на кухне.
— Рак, — коротко ответила Зоя Серова, врач районной больницы, и опустила глаза. — Сколько протянет, одному Богу известно: несмотря на фронтовые ранения, сердце крепкое, молодой позавидует. Не пил, не курил… Две недели назад хотела положить к нам в больницу, так отказался. «Скорая» дважды в день к дому подъезжает. Вы тут поговорите, — посмотрела она на мужа, — а я больному укол сделаю.
— …Ты не волнуйся, — успокаивал Виктор, когда, обойдя вокруг дома, они поднялись на крыльцо. — Зойка твоих стариков не хуже своих смотрит. Мы к ним привыкли, да и они тоже… И денег на лекарства не оставляй, Ярославу Сергеевичу все бесплатно положено… Вот только что с тетей Марией будет? Без дяди Славы она долго не протянет. Мой отец без матери только год и продержался.
— У меня больше никого нет, — опустил голову Алексей.
— Тяжело… Тебе детей нужно. Ты же знаешь, что у нас с Зойкой почти семь лет детей не было: уж сколько она лечилась, плакала! А потом трое — один за другим! Тебе на другой жениться надо, — посоветовал друг.
— Хорошо бы для начала развестись. Не до детей пока… Ладно, пошли ужинать, мать заждалась.
Примерно через час, проводив Серовых до калитки, он встретил на крыльце вышедшего следом Чернова.
— Иди отдыхай, Володя, — коснулся он рукой его плеча.
— Это вам надо отдохнуть, Алексей Ярославович, — отвел тот взгляд. — Я же вижу, в каком напряге вы последнее время… Вы же не железный.
— Все мы не железные… Пошли спать. Я лягу в комнате с отцом.
Назавтра старшему Радченко неожиданно полегчало: прояснилось сознание, он всех узнавал, все помнил и даже пытался встать. Правда, врач «скорой» охладил его пыл и, подложив под спину подушку, разрешил лишь сесть. Прекрасно понимая, что, возможно, это последняя встреча, отец и сын практически не расставались: один, перепрыгивая с темы на тему, без устали рассказывал (о детстве, о войне, о встрече с молодой девушкой, которая стала его женой, о сыновьях, о непонятных письмах, которые Алексею надо перечитать, потому что в них живет истина), другой молча слушал, хотя и знал наизусть большинство этих историй. Он готов был бесконечно слушать медленную, прерываемую одышкой речь — лишь бы отец не уходил в забытье, не чувствовал боли, подольше задержался на этой земле…