Плотина
Шрифт:
Может быть, нет еще и подходящего освоенного жанра.
Может быть, тут и для прозы требуется какой-нибудь свой верлибр…»
— Клянусь самой лучшей женщине мира…
— Клянусь моему единственному мужчине…
— …что в будни и в праздники, в дни печали и радости…
— …что в будни и в праздники, в дни печали и радости…
— …буду любить и беречь ее…
— …буду любить и жалеть его…
— …буду достойным ее любви…
— …буду достойна его любви…
Они начали эту клятву вроде бы
Но не так это было просто — перестать улыбаться. Начинался всего лишь первый день их совместной жизни. Первый день семьи. Первый день творенья. День первых радостей, открытий и полной беззаботности. Даже на работу им не надо было идти — ни сегодня, ни завтра. Даже квартира была для них подготовлена и убрана заранее, а завтрак они приготовили как-то незаметно, взаимно помогая, потом угощая друг друга. И вот они сладко бездельничали, веселились и дурачились, то шутя, то серьезно мечтали вслух о том, как будут жить дальше, образовав этот чудный, этот лучший среди всех семейных союзов.
— А в самом деле, Юра, почему бы нам не создать действительно прекрасную семью? Мы ведь по-настоящему любим друг друга — правда? Я теперь очень верю в тебя.
— И я в тебя!
— У меня хороший характер.
— И у меня тоже.
— И если мы захотим, если постановим и во всем будем стремиться только к хорошему…
— Будем, Наташа!
— Но ты как-то легкомысленно отвечаешь.
— Просто мне очень весело.
— То есть смешно?
— Нет, именно весело и радостно. Радостно смотреть на тебя, слушать тебя, соглашаться и подчиняться твоим замечательным идеям.
— Нет, подчиняться у нас никто никому не должен, просто мы всегда должны быть согласны друг с другом, идти рядом… Быть равными, считая другого первым.
— Всегда готов!
— Ну вот ты опять.
— А что мне делать, Наташа? Мне действительно весело и легко. Мне хочется прыгать, бороться, возиться. А еще лучше — схватить вот так в охапку такую красивую, такую изящную и в то же время… этакую…
— Неужели все мужчины такие несносные? С вами совершенно невозможно серьезно разговаривать. Вы говорите одно, а смотрите на другое.
— Ты с ними никогда и не связывайся, они все гадкие. Ты только со мной!
— А ты не такой, как все?
— Я такой, который тебя любит…
Шел первый день семьи, первый день познания счастья.
— Наташа, а как ты представляешь себе этот семейный Город Солнца?
— Ну, чтобы всегда в нем было светло, тепло, интересно.
— Как вот сейчас?
— Нет, ты действительно несносный!
— Я сугубый реалист и чувственник. Когда я ощущаю тебя рядом — это и есть наивысшее благо. В такие минуты бесполезно ждать от меня
— Вот и останешься навсегда глупеньким.
— Но в самом счастье очень много мудрости!
Шел первый день.
Бывают ли, будут ли, много ли будет таких дней впереди?
Женщина всегда озабочена будущим больше, чем мужчина. Она и главный планировщик семьи.
— Главное — никто никогда не должен страдать, Юра. Ни ты, ни я, ни наши дети.
— Я согласен даже страдать — лишь бы вам было хорошо.
— Нет, никто не должен — вот в чем я вижу Город Солнца. Поэтому не должно быть в семье обмана, лицемерия, недосказанностей.
— Но это же само собой разумеется, Наташа!
— А то, что само собой разумеется, — самое трудное.
— Это какая-то новая философия.
— Это не философия, а жизнь. Разве ты не замечал? Вот всем же ясно: нужна честность! Дома, на работе, среди друзей… А почему мы ходим на блоки следом за вами и все проверяем?
— Это для надежности… И рабочая тема сегодня для нас запретна.
— Согласна. А в семьях что делается?
— Тебе все-таки хочется заставить меня быть серьезным. Ну что же. В семье я сторонник домостроя.
— Это и не модно и не остроумно.
— Ага, испугалась! А я совершенно серьезно. Потому что ты сама говорила: мужчины мерзкие, они говорят одно, а смотрят совсем на другое. Вот я и не хочу, чтобы они так на тебя смотрели. Я тут единомышленник Варламова, который считает, что женщина должна заниматься хозяйством, детьми, мужем…
— Смотри, Юра, я могу еще передумать!
— А как же тогда Город Солнца?
Шел первый день творенья…
Потом был у них еще первый совместный выход на работу.
Погода немного испортилась. Пока молодожены наслаждались своим краткосрочным отпуском, в то же самое время начиналась и весна. Дни стояли ясные. Под ярким солнцем на сопках чудодейственно быстро проступила веселая, радостная, цыплячья зелень берез, стали оживать обновленные соцветия пихтовой листвы и как-то по-новому смотрелась даже старая, не на один сезон густая зелень сосновых крон. Нечто свежее, чуть сиреневое появилось и на серой морщинистой шкуре правобережной скалы-стены с ее неровной, будто вылинявшей по весне шерсткой лесов. И все это проступало, проявлялось как раз в те три дня, что были подарены молодоженам начальством и весной. А на четвертый задул «китаец», небо затянулось серой сырой ватой, из которой ветер то и дело выбивал дождинки.
Юра, правда, и в это утро шел, как обычно, без шапки, не признавая ненастья. Главным для него было теперь заслонить, защитить от дождя и ветра Наташу — и он заслонял ее, заглядывал в лицо, спрашивал:
— Тебе не холодно?.. Может, прибавим шагу?.. Завтра ты оденешься теплее.
А Наташа свое:
— Больше ты не будешь ходить без шапки — это вредно. Одна мамина знакомая стала глохнуть, так врач первым делом спросил ее: «Вы ходили в молодости без головного убора?» Оказывается, ходила.