Плотские повести
Шрифт:
– Печальный случай, - покачал головой ведущий.
– Но подозреваю, тут дело сложнее. Наверное, вы в какой-то момент перестали соответствовать его жизненным стандартам. Ведь так?
– Я села на диету… - вымолвила женщина.
– Наверное, этого оказалось недостаточно?
– Наверное…
– И с тех пор вы с мужем не виделись?
– Нет, он собрал вещи. Оставил мне квартиру. Даже из новой мебели ничего не взял, кроме своего письменного стола… Деньги он мне присылает по почте…
– А вы бы хотели его увидеть?
– Хотела бы, - прошептала она
– Но он больше не придет…
– Не придет?
– победно возвысил голос Сугробов.
– То, что невозможно в жизни, возможно на телевидении! Встречаем: Анатолий, муж, бросивший Ирину!
И зал снова зааплодировал, вызвав у Калязина приступ тошноты. Из буквы «А» решительно вышагнул и ловко сбежал по лестнице невысокий подтянутый Анатолий, одетый в характерный для банковских служащих дорогой костюм с изящным - не в пример ведущему - галстуком. У Анатолия было узкое лицо, крупный нос и близко поставленные глаза, смотревшие настороженно. Увидев его, Ирина страшно побледнела, губы ее задрожали, она судорожно вцепилась в брошь на груди и отвернулась, чтобы не смотреть на блудного мужа. Он сел рядом с бывшей женой и машинально отодвинулся вместе с креслом.
– Не двигайте стул!
– раздался суровый окрик сверху.
– Свет собьете!
Блудный муж неохотно вернул кресло на прежнее место. Сугробов подошел к нему и некоторое время молча смотрел с осуждающим любопытством.
– Здравствуйте, Анатолий, - наконец заговорил Сугробов.
– Спасибо, что согласились принять участие в нашей передаче!
– Пожалуйста, - ответил тот, бросив короткий взгляд на Ирину.
– Скажите, Анатолий, неужели вам не жаль разрушенной семьи?
– Жаль.
– Так, может быть, вы совершили ошибку и вот сейчас, на глазах у многомиллионных телезрителей исправитесь? Ирина, вы бы простили Анатолия?
– Простила бы… - еле слышно отозвалась она, мертво глядя в угол студии.
– Ради детей…
– Громче!
– потребовал голос сверху.
– Не могу я громче, не могу!
– закричала она и забилась в истерике.
Зал нехорошо зашумел. Пока помреж бегал за водой, а сексопатолог, борясь с одышкой, лазил на подиум и щупал пульс у рыдающей Ирины, Сугробов стоял возле розового куста, меланхолически поглаживая бутоны. А Калязин в смятении вспоминал свой последний разговор с Татьяной и особенно то, как она впивалась в него ледяными пальцами, вглядывалась в его глаза и шептала, плача: «Са-аша, какой ты жесто-окий!»
Наконец все угомонились.
– Скажите, Анатолий, - строго спросил ведущий, оставляя в покое розы, - вы готовы вернуться к Ирине?
– Нет!
Зал ахнул.
– Почему же?
– Это невозможно. Я не хочу возвращаться в прошлую жизнь. Я встретил другую женщину… Алену. Мне с ней хорошо.
– А с Ириной вам было плохо?
– Не плохо… Не знаю даже как сказать. Мне с ней было никак.
– Всегда?
– Теперь я понял, что - всегда.
Данилиана слева коротко хохотнула.
– Диапазон приемлемости, - шепнул справа Либидовский.
– А с Аленой вам хорошо?
– Да.
–
– Тем, что я ее люблю.
– А Ирину не любите?
– Нет, не люблю… Я благодарен ей за все хорошее, что у нас было. За детей… Но жить с женщиной, которую не любишь, по-моему, безнравственно…
– А жену с детьми бросать нравственно?! Гаденыш!
– злобно крикнула из зала какая-то вполне приличная женщина.
Трусковецкая оглянулась и поискала глазами нарушительницу телевизионной дисциплины.
– Во-первых, давайте без взаимных оскорблений!
– призвал Сугробов.
– На нас смотрят миллионы. А во-вторых, мы дадим слово и вам, уважаемая. Но позже… Потерпите! Что вы на это скажете, Анатолий?
– Скажу: если бы вы хоть раз увидели Алену, то не называли бы меня «гаденышем»…
– Ах, так?! Будь по-вашему!!
– радостно завопил шоумен.
– Встречаем: разлучница Алена!
Зал взвыл от такой наглости и бешено зааплодировал. По ступенькам уже спускалась молодая длинноногая особа в черных брючках. У нее были короткие рыжие волосы, и эта мальчишеская стрижка вкупе с узкими подвижными бедрами пикантно противоречила ее большой груди, волновавшейся под полупрозрачной кофточкой без всяких утеснений.
– Предклимактерическая девиация с фрагментарной гомосексуальностью… - вздохнул справа Либидовский.
Данилиана слева презрительно фыркнула, а Калязин с облегчением отметил, что эта хищная разлучница совершенно не похожа на Инну, разве что четкой, поставленной секретарской походкой.
Алена решительно подошла к креслу, села рядом с Анатолием и успокаивающе погладила его напряженную руку. Пальцы у нее были длинные, с ярко-красными острыми ноготками. Угрюмое, почти злое лицо неверного мужа потеплело. А потрясенная Ирина смотрела на соперницу в каком-то жалком оцепенении, точно только сейчас, наконец, поняла всю бессмысленность надежд на возвращение мужа…
– Хороша-а стерва!
– шепнула, обернувшись, Трусковецкая.
– Хороша!
– кивнул сексопатолог.
– Не в моем вкусе, - отозвался Саша.
Данилиана только пожала эполетами.
Сугробов несколько раз обошел вокруг Алены, облизнулся и спросил:
– Алена, вам не стыдно?
– А почему мне должно быть стыдно?
– Она нахмурила тонко выщипанные брови.
– Вы разрушили семью!
– Нельзя разрушить то, что уже разрушено!
– Ну и бесстыжая!
– взвизгнула в зале все та же вполне приличная женщина.
– Выведу!
– сурово пообещал Сугробов, найдя взглядом оскорбительницу, и снова обернулся к Алене: - Поясните, что вы имели в виду?
– Семья должна помогать мужчине состояться в жизни, а не наоборот…
– Что значит - наоборот?
– А то! Анатолий - человек выдающихся способностей. В банке его считают одним из лучших, и я уверена - он сделает блестящую карьеру. Это для него главное! А знаете, чем его заставляли заниматься в прежней семье?
– Вы нас пугаете… Чем же?
– Обои клеить!
– с гадливостью сообщила она.