Плутоний для Фиделя. Турецкий гром, карибское эхо

Гранатова Анна Анатольевна

Политолог Раймонд Гартхофф предполагает, что «ракеты на Кубе должны были, по мнению Советов, заставить США пойти на уступки в целой серии вопросов», не уточняя, о каких именно вопросах идет речь.

Американский историк Томас Паттерсон пишет о том, что «происхождение октябрьского ракетного кризиса объясняется главным образом напряженностью между США и Кубой».

Канадский исследователь Жак Левеск отмечает, что речь идет исключительно об обороне Кубы — Хрущев не скупился на помощь своему другу Фиделю Кастро, желая впечатлить весь мир тем, сколь грозное оружие есть у Советов и как щедро Советы им готовы делиться с идеологическими партнерами.

Американский аналитик Джеймс Блайт пишет о двойной причине ракетного кризиса. Во-первых, страх Советов потерять Кубу, а во-вторых, страх проиграть холодную войну. В частности, он пишет в своей книге «СССР

и Кубинская революция» так: «То, что Советы всегда называли Карибским кризисом, началось по-настоящему в день рождения выходца из шахтерской семьи и политического лидера Союза, Никиты Хрущева — 17 апреля 1961 года. Это был день провалившегося вторжения войск США на Кубу в заливе Свиней. Эта операция ЦРУ врезалась ему в память хотя бы потому, что оказалась жестко связана в его сознании со значимой датой — собственным днем рождения. Хрущев был романтиком, мыслил с позиции советской морали, и Куба, по его мнению, подлежала спасению любыми средствами, и он готов был на это, не считаясь с экономическими и другими затратами. Никита Хрущев и Фидель Кастро пришли к заключению, что в следующий раз американцы нападут на Кубу по-настоящему, с применением силы и под прикрытием авиации, как всегда это и делали в этом регионе, устанавливая новое правительство, приемлемое для американских интересов».

Итак, версий было много, но вывод таков — американским политологам логика Хрущева была непонятна.

Ни один из прославленных американских аналитиков не видит схемы «Турция и Италия против Кубы»! Вот почему Карибский узел затянулся так глубоко и сильно!

Александр Алексеев: наш человек в Гаване

Куба оказалась в эпицентре политического противостояния США и СССР. Встреча Никиты Хрущева с Фиделем Кастро в Нью-Йорке осенью 1960 года на очередной ассамблее ООН подтвердила рождение нового союза: CCCP — Куба. То был неслыханный вызов Западу. Результатом его стали враждебность Вашингтона и твердое намерение как можно быстрее ликвидировать режим Кастро, убрать его с политической сцены.

Отметим, что во время Карибского кризиса немаловажную роль придется сыграть резиденту КГБ, которого Хрущев назначил на должность советского посла в Гаване, — Александру Алексееву. Дипломат Александр Алексеев (он же журналист Шитов), который в Союзе считался опытным разведчиком, сыграл в разруливании этого конфликта куда большую роль, нежели «белый воротничок» в Вашингтоне — молодой посол Анатолий Добрынин, в противовес Алексееву нерешительный и осторожный, бюрократ, находящийся в полном неведении относительно ракет на Кубе, чем взывал нескрываемый гнев Роберта Кеннеди, бросившего даже Добрынину в лицо: ««Какого черта! Даже посол, который, как мы полагаем, пользуется полным доверием своего правительства, не знает, что на Кубе находятся ракеты, способные ударить по США?» Совсем иной была роль Алексеева в ракетном противостоянии сверхдержав. Именно он участвовал в том, чтобы теплоход «Александровск» с ядерными Р-14 на борту благополучно прорвался сквозь линию американской блокады.

Вот как произошло назначение разведчика Алексеева на новую должность (см. Александр Фурсенко, «Адская игра», М., 1999.).

25 апреля 1962 года Александр Иванович Алексеев, работавший под псевдонимом КГБ Александр Шитов, получил телеграмму: «Вы должны немедленно вернуться в Москву». Он недоумевал: «Что это? Что я сделал такого неправильного?» Алексеев был профессиональным историком и переводчиком, а также опытным разведчиком. Он работал в Испании, Франции, Иране, Аргентине. Незадолго до командировки на Кубу он в Госкомитете СССР по культурным связям заведовал отделом стран Латинской Америки, а находясь в Гаване, не мог предположить, что в Москве решался вопрос о новом дипломатическом корпусе. Он пустился на хитрость, чтобы выяснить, в чем причина его вызова. «Как я должен готовиться к беседам в Москве? — телеграфировал он Центру. — Какие вопросы будут обсуждаться? Фидель сказал мне, что кубинцы хотели отпраздновать Первомай со всеми особенностями, присущими международному социализму». — «Хорошо, если необходимо, задержитесь в Гаване до 1 мая, а 2 мая вылетайте в Москву», — ответили из Центра Алексееву, и попытка выяснить причину неожиданного вызова окончилась ничем. Москва предпочитала молчать. Во времена Сталина неожиданный приказ вернуться в Москву мог означать тюремное заключение или расстрел. Алексеев задавал себе вопрос: «Если в Кремле недовольны моей работой, почему мне не говорили об этом раньше?» В Москве его

ожидал сюрприз. Начальник отдела КГБ, встретивший в аэропорту, прошептал на ухо: «Знаешь, зачем тебя вызвали?» — «Твою кандидатуру примеряют на должность посла! Но держи язык за зубами». Эта новость одновременно и успокоила, и озадачила Алексеева, он не считал себя дипломатом. Разве он не поставлял с Кубы руководству важнейшие данные политической разведки? Он получал их от самого высшего руководства страны. Зачем же сейчас нарушать все это, связывая его дипломатической бюрократией и административной ответственностью за посольство?» И тем не менее Алексеев был назначен послом — Хрущев интуитивно чувствовал, что в Гаване должен появиться особый посол, с опытом работы в разведке.

«Аграрии» с ракетами

Официально решение о подготовке плана по дислокации ракет было принято в Союзе на Совете обороны 21 мая 1962 года. После этого была поездка Бирюзова и Рашидова на Кубу к Фиделю, и уже 19 июня 1962 года Совет обороны СССР принял окончательное решение о дислокации советских ядерных ракет на Кубе.

Приведем цитату из книги Серго Микояна «Анатомия Карибского кризиса» (с. 152).

«Поскольку Кастро мог и не согласиться, то Хрущев предупредил Бирюзова, что разговор надо построить таким образом, чтобы у Кастро сложилось впечатление, что другой эффективной альтернативы для защиты Кубы просто нет».

«Фидель ответил не сразу, — рассказывал Александр Алексеев. — Он подумал, а потом спросил: «Это в интересах социалистического лагеря?» Ему ответили: «Нет, это в интересах исключительно Кубинской революции». Так велел отвечать на подобные вопросы Хрущев. После этого кубинское правительство собралось для обсуждения этого вопроса, и в результате обсуждения они признали, что это действительно — хорошая защита Кубы.

Но участник этих переговоров Фидель Кастро отрицал, что согласие было дано ради защиты Кубы. На всех стадиях переговоров, с первого их дня, на всех конференциях и во всех интервью, в речах и заявлениях он говорил, что прекрасно осознает: советское руководство затеяло переброску ракет, исходя из глобальных интересов социалистического лагеря».

Первая же поездка к Фиделю на Кубе по линии «Анадырь» была замаскирована под «визит советских аграриев для помощи по сельскому хозяйству». Делегацию возглавлял узбекский политический лидер, Рашидов, чья фамилия у всех ассоциировалась с работой по хлопку. Минобороны Союза изначально попыталось засекретить предстоящую операцию и завуалировать ее под традиционную сельскохозяйственную тему. Так, маршал Бирюзов полетел в Гавану как «инженер Перов». А в ходе операции «Анадырь» на теплоходах везли огромное количество минеральных удобрений и сельхозтехники — на случай столкновения с американцами.

Анастас Микоян об этом эпизоде вспоминает: «На Бирюзова в успехе этой операции я не очень-то надеялся. Он был недалекий человек, командующий ракетными войсками, этот маршал Бирюзов, не то, что маршал Неделин, трагически погибший при испытании новой ракеты в октябре 1960 г. при ее взрыве. Тот был прекрасный, порядочный и умный человек, ракетчик высочайшего уровня. А новый руководитель ракетных войск, пришедший ему на смену, маршал Бирюзов был не чета ему. И вдруг, невероятно, но Бирюзов сумел убедить Фиделя в необходимости этой операции!» (цит. по: С. Микоян, «Анатомия Карибского кризиса», с 151).

Генерал Анатолий Грибков, которому в разведке доверили планирование операции «Анадырь», говорил, что «только человек без военной подготовки и без понимания, какое оборудование требуется для ракетных установок, мог говорить ту ахинею, что произносил с трибуны Бирюзов, желающий выслужиться перед Хрущевым, насчет лысых кубинских пальмовых лесов как отличного укрытия для Р-12».

Оценка кубинских пальмовых «лесов» с точки зрения укрытия ракет была поручена командующему ракетными войсками маршалу Бирюзову, и он уверял Хрущева, что с маскировкой проблем не будет. Это при том, что длина одной ракеты Р-12 составляет 20 метров. Этих Р-12 среднего радиуса действия предполагалось перебросить 42 штуки! То есть на Кубе должно было оказаться столько же одних Р-12, сколько в Турции и Италии «Юпитеров» вместе взятых! Кроме того, надо было установить еще и ракеты большего радиуса действия Р-14 и несколько установок с ядерными боеголовками «Луна», не говоря уже о зенитных установках и системе ПВО, о бомбардировщиках, вертолетах, истребителях и другой технике. В ходе операции «Анадырь» на Кубу было переброшено 43 тысячи советских военнослужащих — цифра, шокирующая США даже спустя полстолетия.