Пляска смерти
Шрифт:
Граф Доссе сидел, низко склонившись над тарелкой, и сиял от радости. Сегодня его лицо казалось почти красивым. Как только кто-либо взглядывал на него, он легкомысленным жестом поднимал свой бокал, а когда смеющаяся Клара уронила салфетку, первым ринулся ее поднимать.
Он ежеминутно взглядывал на часы и, наконец, по знаку Мена покинул зал. Через несколько минут он снова появился вместе с прекрасной Шарлоттой.
Все мужчины повскакали с мест, женщины обернулись, как по команде, и звонкий смех слегка захмелевшей Клары оборвался журчащим каскадом. На минуту стало очень тихо, слышались только буйные выкрики
Шарлотта и в самом деле была удивительно хороша. Ее фигура, фигура Юноны, отличалась редкой пропорциональностью, отчего и казалась стройной. Прекраснее всего была ее кожа – матовая, немного слишком бледная, гладкая, как слоновая кость. С белоснежных висков Шарлотты ниспадали нежные золотистые локоны, а ресницы она поднимала медленно и величаво – так павлин распускает свой хвост. За ее руки, казавшиеся мастерскими слепками с рук ботичеллиевских женщин, двенадцати венским художникам следовало бы выдать ей особую премию.
На «мадам Австрии» было голубое, стального отлива, платье фантази, золотые туфельки, а говорила она на мягком, вкрадчивом венском диалекте. Когда она вышла к столу, все заметили, что губы ее накрашены чуть-чуть ярче, чем принято, и охмелевшая Клара тут же вынула зеркало из сумочки, чтобы поглядеть, не слишком ли накрашен и ее рот.
Не успела прекрасная Шарлотта сесть за стол, как вошел гаулейтер; весь светясь благодушием, он небрежно пожал руки знакомым дамам. Заметив Шарлотту, он остолбенел и с нескрываемым любопытством стал смотреть на нее. Потом приветливо кивнул, пожал ей руку и попросил гостей не обращать на него внимания.
– Ведите себя так, как будто меня здесь нет, – громко сказал он. – Я простой человек из народа.
Дамы были очарованы этой простотой обращения, ведь как-никак это один из могущественных людей Германии; все помнили, что он принадлежал к числу тех, кто участвовал в шествии к Фельдхеррнхалле. [10]
Румпф сел на свое место, и официант в черном фраке наполнил его бокал вином.
– Разве не блестящая идея пришла мне в голову – пригласить сюда дам? – крикнул он через весь стол, внимательно разглядывая то одну, то другую женщину. – Ну, а теперь, господа, будьте как дома.
10
Гитлеровский, так называемый «пивной путч», имевший место 8–9 ноября 1923 года в Мюнхене, начался с шествия фашистов к Фельдхеррнхалле – зданию, воздвигнутому в честь германских полководцев.
Он молча ел свой суп, не спуская пристального взгляда с Шарлотты. Наконец, он подозвал ее к себе.
– Я вижу, вы тоже только что начали кушать. – сказал он. – Составьте мне компанию, «мадам Австрия». Граф Доссе еще успеет наглядеться на вас.
Фогельсбергер вскочил, и Шарлотта заняла место рядом с гаулейтером. Она раскраснелась, в глазах у нее появился возбужденный блеск. Разумеется, Шарлотта торжествовала: этот важный вельможа изо всех женщин отличил именно ее.
Прерванная застольная беседа возобновилась; снова раздался звонкий смех Клары.
– Как я слышал, путешествие было не из приятных, «мадам Австрия»? Вы разрешите мне так называть
– Как вам будет угодно, – ответила она не без смущения. – Поездка, и правда, оказалась очень нелегкой, особенно трудно пришлось перед Дрезденом. Я чувствовала себя совсем плохо.
Румпф громко рассмеялся.
– Морская болезнь?
Шарлотта тоже засмеялась и покачала головой.
– Нет, – сказала она, – но еще немного и…
И она принялась рассказывать различные подробности о своем путешествии. Она чувствовала, что гаулейтер охотно слушает ее, и не смущалась тем, что он не сводит с нее глаз. Пусть смотрит, она к этому привыкла. Она играла глазами, кокетничая своими обольстительными ресницами. Чем больше она ему понравится, тем это будет полезнее для Доссе, который часто бывал недоволен своим начальником.
– Неприятно, очень неприятно, – смеясь, сказал Румпф и знаком приказал слуге подлить вина Шарлотте. – Неприятно, в особенности для женщины. А ведь красивые женщины всегда бывают предметом особого внимания.
Шарлотта, улыбаясь, кивнула головой, как бы показывая, что она сумела оценить меткое замечание гаулейтера.
– Я удивляюсь только одному: почему же вы не открыли стоп-кран, – шутил Румпф, серьезно вглядываясь в лицо Шарлотты.
– Разве это можно? – не подумав, спросила Шарлотта.
Румпф громко рассмеялся.
– Разумеется, – отвечал он, и его голубые глаза блеснули от удовольствия. – Это значит, что вы протестуете против такой транспортировки и требуете назад деньги.
Красавица Шарлотта неуверенно взглянула на него.
– А если протест ни к чему не приводит, то надо попросту выйти из самолета, – продолжал Румпф, одержимый каким-то буйным весельем.
Граф Доссе сжал губы. Он находил безвкусными эти пошлые шутки по адресу Шарлотты. Фогельсбергер и Мен, напротив, громко расхохотались: они уже не раз слышали эту шутку гаулейтера. Майорша Зильбершмидт тоже разразилась громким смехом. Она не пропустила ни слова из этого разговора и теперь откровенно торжествовала над несообразительной красавицей, которой только что завидовала. Наконец, засмеялась и сама Шарлотта, но в ее смехе послышались стыд и обида.
– Как это нехорошо! – воскликнула она и погрозила гаулейтеру своим изящным пальчиком. – Вы потешаетесь надо мной, господин гаулейтер.
Граф Доссе сидел совершенно подавленный.
– Шарлотта! – умоляюще крикнул он через стол, но никто не обратил на него внимания.
Румпф надрывался со смеху.
– Вы неподражаемы, «мадам Австрия»! – воскликнул он.
Даже лакеи в черных фраках, накрывавшие на стол, и те смеялись. По такому поводу и они были вправе проявить человеческие чувства. Впрочем, очарованные столь необычной красотой, они обслуживали Шарлотту с особым вниманием.
Румпф, наконец, угомонился. Он наполнил бокалы, выпил за здоровье Шарлотты и продолжал:
– Я недавно читал, что две молодые дамы, англичанки, просто вылезли из самолета как раз в тот момент, когда он пролетал над Лондоном.
– Они, наверно, хотели покончить с собой, – заметила прекрасная Шарлотта, не подозревая того, что ее замечание вновь вызовет приступ бурного веселья.
– Надо думать! Надо думать! – давясь от смеха, вскричал Румпф, и все общество присоединилось к его хохоту. – Надо думать, прекраснейшая «мадам Австрия»!