Пляска смерти
Шрифт:
Я позвала его:
— Реквием, Реквием! Вернись ко мне.
Он накрыл мою руку ладонью, прижал к лицу:
— Я же здесь, Анита, здесь.
Я покачала головой, потому что это был не он. Тело было его, но того, что делало Реквиема Реквиемом, не видно было в этих глазах. Это было лицо незнакомца. То, что делает личность личностью, это не форма лица и не цвет глаз, а именно личность. Годы опыта, запечатленные на лице. Ее «Я», этой личности, за неимением лучшего слова.
— О Реквием, вернись к нам!
Он таращился на меня, недоумевая. Даже сам не
Я закрыла глаза, чтобы сосредоточиться и не видеть его глаз, таких доверчивых и пустых. Некромантия отличается от других сил, которые у меня есть, — может быть, потому, что принадлежит мне. Какова бы ни была причина, но некромантию мне не надо призывать сознательно — достаточно перестать ей сопротивляться, перестать блокировать эту силу. Когда я ее блокирую, то чувствую себя как кулак — крепко сжатый, давящий, давящий вовсю, чтобы сила не выскочила. И я этот метафорический кулак разжала, перестала напрягаться — и вот она, некромантия. До того, с Огги, столько произошло всякого, столько разных сил проявилось, что меня это отвлекло, а сейчас ничего, кроме некромантии, не было. И так было хорошо отпустить ее на свободу наконец-то. Так восхитительно хорошо.
Я открыла глаза и посмотрела на Реквиема пристально.
— Иди ко мне, — сказала я. — Иди ко мне.
Он встал с кровати и потянулся ко мне. Приложив палец к его груди, я произнесла:
— Стой, Реквием.
Он тут же остановился. Как игрушка: нажми одну кнопку, и она запускается, другую — выключается. Святая Мария, Матерь Божья, что-то тут было неправильно.
— Ma petite, ma petite, осторожнее!
Я повернулась к Жан-Клоду:
— Кажется, я занята?
Мой голос не скрывал раздражения.
— Я на твоем месте был бы конкретнее в призывах. Остановиться ты велела только Реквиему, остальные все еще под принуждением.
Он показал на других вампиров. Лондон мертвой хваткой сжимал стойку кровати и был в панике, судя по виду. Истина и Нечестивец боролись у края кровати: Истина рвался ко мне, Нечестивец сдерживал своего брата. У Истины вид был испуганный, у Нечестивца — разозленный.
Элинор стояла возле своего кресла, держась за него, будто только ее вес удерживал ее, не давая подойти ко мне.
Я почувствовала, что бледнею.
— Я не хотела…
— Твоя некромантия набрала силу, как и твои звери. Приказывай конкретнее, ma petite,называй его по имени.
Я посмотрела на Элинор:
— Если бы я тебя позвала, ты бы пришла ко мне?
Она с трудом проглотила слюну, даже слышно было.
— Я бы сопротивлялась, но зов был бы сильный. Я еще не мастер города. Чтобы править городом, нужен определенный уровень силы, но и управление им, клятвы от подвластных, привязывающая магия — все это прибавляет вампиру сил. У меня еще нет таких связей, так что я… я не Огюстин и не Сэмюэл. Я думаю, если бы ты звала настоятельно, бороться было бы трудно.
Мой черед настал глотать слюну.
— Все мы привязаны к Жан-Клоду клятвой на крови, — сказал Лондон сквозь
Истина вырвался из рук брата и направился к креслу у камина. Подошел решительными шагами и спрятал лицо в ладонях. Нечестивец обернулся ко мне:
— Он хотел подойти к тебе. Мы оба клялись на крови Жан-Клоду. Почему моего брата на твой зов тянуло сильнее?
— Он брал кровь от ma petite, когда присягал нам, — ответил Жан-Клод. — Ты брал кровь у меня.
— Я говорил, когда вы обратили его, что я должен быть обращен в точности тем же способом. Вы меня заверили, что нет никакой разницы. — Он показал на брата рассерженным взмахом руки. — Вот она, разница!
Реквием обвил меня руками и поцеловал в шею. Для этого ему пришлось согнуться. Не больно ему было от ран в животе?
Я сказала единственное, что пришло в голову:
— Я же не знала.
— Мы должны быть привязаны одинаково, — настаивал Нечестивец, — у нас все должно быть одинаково. В этом наша сила, в этом наша суть. То, что ты сделала с ним, нужно сделать со мной. Или исправить, что ты с ним сделала.
— Я постараюсь, — кивнула я.
— Начинаю понимать, почему мы убивали некромантов на месте, — сказал Лондон.
— Это угроза? — нежным голосом спросил Жан-Клод.
— Нет, мастер, нет!
Но я поняла, что имел в виду Лондон.
Реквием лизнул мне шею, и меня слегка проняла дрожь.
— Реквием, перестань меня трогать.
Он застыл, но все еще прикасаясь ко мне. Просто перестал меня целовать и лизать. Тщательней надо выбирать слова.
Мне нужно было найти Реквиема — не просто какого-нибудь вампира или мертвеца. Мне был нужен именно он, его индивидуальность. Когда-то я нечто подобное проделала в Церкви Вечной Жизни, когда мы с полицией искали вампира, подозреваемого в убийстве. Я искала неповторимый облик некоей личности, причем того вампира я не знала. А Реквиема я знала.
Я охватила его руками, убрала густые волосы на одну сторону, чтобы зарыться лицом в его шею, вдохнуть запах его кожи. Запах не был теплым. Ощущался одеколон, мыло, которым он мылся, а под всем этим — исчезающий запах смерти. Не трупов или разложения, потому что вампиры не разлагаются; это был запах давно запертых чуланов, отдаленно похожий на запах змей. Заплесневелый, холодный, ничего такого, к чему хотелось бы прижаться. Но руки у него были сильные, края ран на одной руке захватывали шелк моего халата. Он был вполне реальный, но не совсем живой.
Я прижала его тесно и втолкнула некромантию в это тело. Осторожно, чтобы только в одно тело, никуда больше, — искала не этого одурманенного незнакомца, а ту искру, что была истинным Реквиемом. И нашла, в темноте, ушедшего в себя. Он не был испуган, был слегка смущен, растерян. Я видела его тюрьму, могла коснуться двери, глядеть на него сквозь решетку, но ключа у меня не было. И тут я поняла, что нам нужно: кровь. С каким бы видом нежити ни приходится иметь дело, обычно кровь является ключом.